— Как же — труп? Вот, сижу с тобой, разговариваю, сейчас кофе закажу.
Степанов улыбнулся веселой, ласковой улыбкой:
— Какой шустрый у вас малыш, и как ловко стреляет! Ты будешь снайпером?
— Я буду наемным убийцей, — четко произнес мальчик.
— Что ты несешь? — ужаснулась мама.
— Ничего, мадам, не переживайте, вырастет — разберется, — успокоил наемный убийца.
Он хотел добавить, что сама по себе эта работа не так уж и плоха. Что имеет свои плюсы и минусы. И вообще — весьма креативна. Но почему-то не стал.
— Выпей яду, Столб! — приказал ребенок и протянул убийце мятую конфету.
Степанов вздрогнул, взял конфету, задумался.
— Пойду я, мадам, может, дела какие-то сделаю, — с грустной улыбкой произнес.
— Не обращайте внимания, вчера фильм посмотрел, вот и повторяет, — извиняющимся тоном произнесла мама мальчика, пытаясь ладошкой закрыть тому рот.
— Нет, нет, мадам, не волнуйтесь, все в порядке, — задумчиво и грустно ответил убийца, поднимаясь с места.
— Я найду тебя, Столб! Пиф, паф, — прогремел в спину голос ребенка, и очередная струя воды ударила в моментально пропитавшуюся потом рубашку.
Мама шлепнула сына по губам, он зарыдал злобным басом. И все началось сначала: ребенок орал, мама уговаривала, начался торг. Степанов медленно уходил от кафе, вертя в руках конфету. "Странный гонорар. И почему — Столб?" — думал он. Живобегов ушел домой во время, предчувствуя тяжелую субботу. Наемный убийца Степанов в своей квартире привел в порядок бумаги, выпил коньячку и лег спать пораньше. Он всегда старался хорошо выспаться, перед тем, как идти на дело.
Телефон в квартире оперуполномоченного прогремел в пять утра.
— Труп на остановке. Бригада выехала, выходите, — отрапортовал дежурный.
"Пятнадцатый том, — вспомнил Живобегов собираясь, — труп на остановке трамвая, повторяться стал".
Было чудесное теплое утро. Заливались ранние птахи, солнечные зайчики играли в салки на окнах спящих домов. Покой и нега вокруг совсем не вязались с убийством. Труп оказался на автобусной остановке. "Тома: сто семь и триста десять", — вспомнил Живобегов. Первый осмотр ничего особенного не дал. Признаков насильственной смерти не было.
— Может, сердечный приступ? — с надеждой спросил медика опер.
— А и может, — не задумываясь, обдал вчерашним выхлопом Живобегова эскулап, — подробности после вскрытия. А так как у меня нынче руки дрожат, значит — после опохмелки.
— Опять ты, Жаднотрупов! Тебя с работы выгонят скоро, — возмутился опер.
— Не выгонят, — уверенно ответил судмедэксперт, — дураков то не так много — ночами не спать, вскакивать по первому зову! Нет, меня не выгонят, не переживай. Так что, часа через три-четыре подъезжай.
— Ладно, можно подумать, у нас легче, — ответил оперуполномоченный, — иди уже, похмеляйся. Жорик, — закричал он криминалисту, — ты бутылочку-то, бутылочку захвати! Пальчики там, содержимое проверь! И отпечаток кроссовки возле трупа посмотри! Напоминает что-то.
— Да ладно вам, не впервой, не забуду, посмотрю, — ответил молодой человек в толстых, двояковыпуклых очках, — и что вам может напомнить отпечаток?
— Вспомнил, — вскочил Живобегов, — дела: шестьдесят шесть, триста двенадцать и четыреста один! Точно, отпечаток оттуда! Сравни!
— Хорошо, — лениво ответил криминалист, снимая отпечаток кроссовки и недовольно бурча себе под нос, — мало ли отпечатков на дороге, все сравнивать, что ли?
Живобегов не слушал. Осмотр завершили, труп увезли, вещдоки упаковали. Наконец, о происшествии на остановке напоминал только меловой абрис на земле. Время поползло медленно, началась обычная рутина. Оперуполномоченный, пока собирались данные, обследовались вещдоки, похмелялся судебный медик, взялся изучать тома с происшествиями на автобусной остановке уголовного дела под условным названием "Субботние убийства". Он изучал это дело тщательно, штудировал каждый день, стремясь поймать ниточку логики маньяка.
В полдень в кабинет оперуполномоченного вбежал удивленный криминалист:
— Товарищ Живобегов, — орал он, — вы только взгляните, что здесь! Это такой редкий яд — куркурносики пурпурно-продырявленной!
