На съезде Шолохову никто не возражал. Но Лидия Чуковская отправила ему Открытое письмо, которое стало классикой самиздата.
* * *
Письмо шестидесяти трех литераторов было одним из многих обращений, просьб, предложений съезду.
Крымские татары снова просили, требовали отменить позорное осуждение их народа. (Указом от 18 мая 1944 года весь народ крымских татар был осужден за «измену родине» и принудительно выселен из Крыма в Среднюю Азию.) Письмо XXIII съезду подписали почти 130 тысяч человек.
Партийное собрание Библиотеки Академии наук приняло наказ съезду с требованием:
1. Отменить паспортную систему;
2. Убрать из всех анкет пятый пункт: «национальность»;
3. Ввести суд присяжных.
Письмо, тревожно предостерегавшее от попыток реабилитации Сталина и сталинских методов управления, подписали 25 представителей науки, литературы, искусства. Организаторы письма обращались за подписью только к самым известным — академикам, народным артистам, писателям. Среди них были Корней Чуковский, Мстислав Ростропович, Майя Плисецкая, академики П. Капица, Л. Арцимович, И. Тамм и Андрей Дмитриевич Сахаров.
* * *
Л. Синявского и Даниэля увезли в лагерь. Все прошения, и наши, и зарубежные, оказались напрасными. Но все же это не стало победой обвинителей, судей, проработчиков.
Весной 1966 года «подписантов» — тогда впервые появилось это слово, ставшее на несколько лет ходовым, — в правлении Союза писателей уговаривали, упрашивали, пытались всячески пугать, побуждали раскаяться; главным доводом было: «Ваше письмо опубликовано за границей в буржуазной печати… Вы понимаете, что это значит?» Тогда это было неправдой — наше письмо появилось на Западе только осенью 1966 года, полгода спустя после съезда.
Когда мы раньше узнавали, что кто-то из наших сограждан публикует свои произведения за границей в эмигрантских или буржуазных изданиях, это вызывало неприязнь, отчуждение.
Р. В декабре 1962 года Ильичев осуждал «идеологические ошибки» Л. и в той же речи ругал Александра Есенина-Вольпина за антисоветские стихи, опубликованные за границей. Нападки на Л. я считала глубоко несправедливыми, а в том, что он говорил о Есенине-Вольпине, меня разве что грубый тон коробил.
Л. Разумеется, мы никогда не участвовали и никогда не стали бы участвовать в проработках Есенина-Вольпина, Амальрика, Тарсиса, которые посылали свои работы на Запад, но мы сами так поступать не хотели. А к Синявскому и Даниэлю после суда я испытывал уже не просто сочувствие старого арестанта, а внятное чувство душевной близости.
* * *
Л. Весной 1967 года А. Солженицын написал открытое письмо IV съезду писателей, предстоявшему в мае; сто экземпляров этого письма он послал наиболее известным литераторам.
И опять произошло нечто новое, беспримерное — многие открыто его поддержали.
Георгий Владимов писал, обращаясь к съезду:
«…Советская литература… не может жить без свободы творчества, полной и безграничной свободы высказывать любое суждение в области социальной и нравственной жизни народа……Такая свобода существует… Из рук в руки, от читателя к читателю шествуют в машинописных шестых-восьмых копиях неизданные вещи — Булгакова, Цветаевой, Мандельштама, Пильняка, Платонова и других, чьи имена я не называю по вполне понятным соображениям… Я прочитал многие вещи самиздата и о девяти десятых из них могу сказать со всей ответственностью: их не только можно, их должно печатать. И как можно скорее, пока они не стали достоянием зарубежных издательств, что было бы весьма прискорбно для нашего престижа.
…Я хочу спросить полномочный съезд — нация ли мы подонков, шептунов и стукачей или мы — великий народ, подаривший миру плеяду гениев? Солженицын свою задачу выполнит, я верю в это так же твердо, как верит он сам, — но мы-то, мы-то здесь при чем? Мы его защитили от обысков и конфискаций? Мы пробили его произведения в печати? Мы отвели от его лица липкую зловонную руку клеветы?..
Извините все резкости моего обращения — в конце концов я разговариваю с коллегами».
Владимир Войнович, Владимир Корнилов и Феликс Светов[27] послали телеграмму:
