Писатель Генрих Бёлль давно и далеко ушел от этой повести. Но книги имеют свою судьбу.
Позор, что я, Левина жена, так и не выучила немецкий. А как хотела читать Бёлля в подлиннике. Теперь и это поздно. Горький привкус «поздно» неизбежно уже сопровождает мысли, порывы, планы.
А вот любить — никогда не поздно. Это — до смерти.
Генрих ответил (28 мая 1979 г.).
Дорогая Рая, дорогой Лев!
Раино письмо — такое длинное, такое личное, — нас обоих — меня и Аннемари — очень тронуло. Это поразительно — после такого длительного перерыва — тридцать лет! — таким образом вновь встретиться со своей книгой. Узнать, что читательницу в далекой Грузии эта книга (из «развалин»), я до сих пор к ней привязан, так затронула. Раино письмо было утешением, а мы в этом очень нуждались, у нас позади тяжелые месяцы…
…Сейчас уже недолго осталось до нашего приезда. Жаль, что придется на ваше дачное время, но по-другому у нас никак не получается.
Я, разумеется, прочитал «И сотворил себе кумира», даже написал на эту книгу рецензию для радио. Книгу я проглотил, многое из нее узнал, многое научился понимать… Снова и снова перечитываю Раино письмо: подумать только, что может «натворить» книга!
Мы вас всех, всех обнимаем.
Ваш старый-престарый Хайн.
* * *
Мы несколько раз пытались вести дневник вдвоем. Такими общими были и записи лета 1979 года.
Бёлли прилетели вчетвером — с сыном Раймундом и его женой Хайди.
24 июля. Гуляли по Кремлю, Александровскому саду, сидели в кафе «Интурист». Вечером у нас с нашими детьми.
«Когда услышал, что избрали Папу-поляка, сперва не поверил, потом обрадовался. Главное — хорошо, что не немца. Но все же он вызывает у меня сомнения, даже недоверие. Он слишком националист, польский националист. Они там всегда пишут «поляк-католик», на первом месте — поляк. Польский католицизм — это особая религия. Конечно, она им помогла сохранить нацию после всех разделов. Но это не очень христианский католицизм, скорее языческий. У них там много языческого — Матка Боска Ченстоховска, это культ не христианский».
Мы напоминаем ему о таких же локальных культах в Испании, в Италии, в Баварии, в Мексике…
— Да, да, конечно. Пожалуй, во всех католических церквах много языческих пережитков.
Раймунд:
— А мне Папа нравится. Уже тем, что он дает духовную альтернативу против культуры кока-колы, он по-настоящему встряхнет старую ватиканскую лавочку. Энергичнее всех прежних пап.
Г.: «Да, это правда. Он и телезвезда, и порядочный демагог, консерватор. Я имею в виду не политические взгляды, а церковные, теологические. Я очень любил покойного Папу Джованни. Он хотел оздоровить церковь, оживить, приблизить к жизни. Доброжелательно относился к идеям реформ, обновления… Папа Павел был менее яркой личностью, такой маленький итальянец, добрый, покладистый. А этот хочет восстановить догматы, строгую ритуальность. Он и слушать не хочет об отмене безбрачия для священников, о противозачаточных пилюлях. Те, прежние папы, готовы были уже уступить. Когда он приезжал к нам еще как польский епископ Войтыла, он даже не здоровался с теми епископами, которые ходили в светской одежде, не в облачении. Они для него не существовали. Он будет укреплять церковный бюрократизм и формализм. Хотя политически он более гибок, более активен. И польскому правительству приходится с ним считаться, да и вашему придется».
О канонизации. Раймунд: «Гааза канонизация убьет. Для молодежи он ничего не будет значить».
Отец и сын наперебой рассказывают о том, как производится канонизация или «беатизация».
Г.: «Заседает особая комиссия, годами заседает. Вызывают сотни свидетелей, которых допрашивают, чтобы узнать мельчайшие подробности о жизни, быте, всех поступках кандидата. Не выкурил ли когда-то сигарету в неположенном месте? Не выпил ли лишней кружки пива? Не нарушил ли пост? С кем водился, с кем спал? Вот сейчас так готовится канонизация немецкой монахини Эдит Штейн. Она из еврейской семьи, была аскеткой, строго набожной. Погибла в нацистском лагере».
Л.: «Не она ли прообраз Рашели из «Группового портрета»?»
— Нет, никакого отношения не имеет. Она была действительно замечательная женщина, достойная уважения. А теперь всю ее жизнь разбирают по косточкам, ведут унизительно мелочное расследование. И если канонизируют, то этим убьют вторично.
