Помню, сидел я весной 1961 года на пересылке в Тайшете по пути в мордовские лагеря. Там попала мне в руки областная газета с таким сообщением: на руднике в Бодайбо у одного горного мастера родились девочки-близнецы. И вот счастливые родители решили назвать их по именам героев кубинской революции — Раулиной и Фиделиной. Меня это действительно покоробило. Что это? Желание родителей выделиться и выделить своих детей? Демонстрация своей любви к братьям по духу? Можно объяснять это чем угодно, но только не видно здесь главного — заботы о будущем детей. В СССР было много героев, которым ставили памятники и чьими именами даже города называли. Потом пришлось переименовывать города, ломать и свергать памятники. А что делать в таком случае с именем живого человека?
Мы договорились с Людой и Колей, что к назначенному часу съедемся к загсу. Благо что это рядом и с их домом, и с нашим: на Ленинском проспекте. Коля с Людой приехали вовремя, мы же немного опоздали, так что им пришлось нас подождать. Нам не с кем было оставить Павла, поэтому мы взяли его с собой — из-за этого и припозднились. Регистрация у нас была назначена на такой день, когда регистрируют людей немолодых, в большинстве случаев тех, кто не по первому разу регистрирует брак. Это бросалось в глаза уже в зале дома бракосочетаний: на стульях вдоль стен сидели люди среднего и пожилого возраста. Процедура не занимала много времени, и пары быстро, одна за другой, проходили ее. И вот настала наша очередь. Вышла женщина с красной лентой через плечо и, назвав нас по фамилиям, пригласила следовать за ней. Павел к этому времени был на руках у Люды, и мы так и направились: первыми мы с Ларисой, а за нами Коля с Людой и с Павлом.
Хотя женщина, руководившая в тот день процедурой регистрации браков, наверное, уже видела немало подобных случаев в своей практике, все же она как-то неуверенно обращалась к нам со своими обычными словами и вопросами, глядя на младенца за нашей спиной. Из всего сказанного ею в напутствие нам я запомнил только одно: «Пусть то чувство, которое привело вас сюда, сопровождает вас всю жизнь».
Если бы она знала, что привело нас к ней!
Главная причина нашего появления в загсе состояла в том, что мы рассчитывали, что авось мне разрешат прописаться к жене и мы сможем жить вместе. Так что это чувство нас действительно с тех пор так и не покидает — мы так и не можем воссоединиться семьей в Москве.
А в Тарусе меж тем меня снова стала донимать милиция с устройством на работу. Очень уж власти заботились, чтобы я, не дай бог, лишний день не просидел дома, очень хотелось, чтобы я ежедневно бегал и отдавал восемь часов государству. По закону, если я сам не устраиваюсь на работу, то меня, прежде чем привлечь к суду за тунеядство, должна трудоустроить милиция. Но я не хотел этого, так как опасался, что пристроят меня на какую-нибудь работу, которая меня не будет устраивать. Поэтому решил устроиться сам.
В конце концов я нашел себе место кочегара-истопника в ККПиБ (комбинат коммунальных предприятий и благоустройства).
Работа была не из легких. Дежурить приходилось сутки, а после дежурства отдыхать до следующего дежурства двое суток. Нас работало в кочегарке трое. На такой работе очень многое зависит от того, какие у тебя будут напарники: попадутся более или менее самостоятельные и не запойные, значит, регулярно будешь отдыхать двое суток, но если один хотя бы попадется непутевый, то замучаешься и не будешь знать ни покоя, ни отдыха. То один почему-то не вышел, то другой запил, то попал в милицию по пьянке на десять или на пятнадцать суток — а кочегарка должна работать без перерыва. Вот тебя и будут то упрашивать, а то и просто приказным порядком заставят работать лишний раз. Слава богу, мне на этот раз повезло, и хотя оба моих сменщика здорово поддавали и запивали горькую прямо на работе, но не прогуливали, а в пьяном виде начальство их от работы не отстраняло, лишь делало внушение.
Еще одно удобство при работе в таком маленьком коллективе: можно всегда договориться с любым из сменщиков поменяться дежурствами, если кому-либо из нас необходимо по личным делам остаться дома. Начальство обычно за этим не следило и смотрело на это сквозь пальцы: лишь бы грела система и кто-нибудь из кочегаров был при котлах.
