Приходя с занятий, он разучивал сценки и монологи или тренировал дикцию перед старинным трюмо. Иногда к нему заглядывали будущие акробаты, фокусники и жонглеры. Они расхаживали по квартире без особых церемоний: доставали из уха у Николы сигареты, зажженные спички, яйца и предлагали понарошку оторвать ему голову.
Иногда артисты спали в нашей комнате на полу.
Однажды под нашими окнами несколько дней стояла клетка с медведем. Миша с нетерпением ожидал, когда его хозяин-дрессировщик выйдет из запоя. Медведя кормили всем домом. Дрессировщик ходил по квартирам, показывал шрамы и пропивал гастрольные деньги. По ночам он высовывался из какого-нибудь окна и пьяным голосом произносил монологи, обращенные к своему питомцу. Медведь ревел и метался в клетке. К нам несколько раз приходил участковый и просил брата помочь в отлове дрессировщика. Его баул с реквизитом стоял у нас в коридоре. Брат разыгрывал перед милиционером скетчи и пел куплеты.
Веселая была жизнь.
Во второй комнате, разделенной фанерной перегородкой, жили Молодцовы с двухлетним сынишкой Димкой и бездетные еще Удиловы.
Феликс снимал комнату и появлялся у нас редко: он писал свою первую книгу по приборостроению.
Первое время Удилов сладко улыбался новым родственникам и давал мне слушать пластинки. Но вскоре он уже тяжко вздыхал и качал головой, если кто-нибудь случайно ронял с вешалки его шапку или хватал утром его кисточку для бритья.
-- Н-да, -- громко говорил он, внимательно разглядывая бритву. -- Все ясно...
-- Что тебе ясно, Коля? -- беспокойно спрашивала сестра.
-- А вот -- полюбуйся! -- трагически заявлял Удилов. -- Специально с вечера новое лезвие поставил... Еще думал, ставить или не ставить...
-- Ничего страшного, -- шепотом убеждала сестра. -- Отец, наверное, по рассеянности побрился. Вот тебе его лезвие...
Удилов выходил из ванной, хлопая дверью. Из-за тонкой перегородки еще долго слышалось его "бу-бу-бу", прерываемое лишь возгласом "надоело!".
Мой двухлетний племянник Димка большую часть времени проводил в нашей комнате. Пока я учил уроки, он ползал под моим письменным столом и рвал старые журналы. Иногда он залезал к деду на колени и тянул его за усы: за левый -- за правый, за левый -- за правый. Дед мычал, крутил головой и неотрывно смотрел в новый телевизор.
Стоило Димке начать скрестись в закуток Удиловых, как Никола открывал легкую дверцу и долго выговаривал ему за шумное поведение. Димка хлопал глазами и улыбался. Никола разворачивал племянника за руку и, слегка подтолкнув в спину, щелкал задвижкой. "Иди к маме на кухню, -- прикладывался он губами к щелке. -- Сюда нельзя. Иди к маме!.. Не смотрят за своими детьми, понимаешь... Лезут куда хотят." Димка пищал и стучал загипсованной ногой в дверцу; он до пяти лет таскал на ноге гипс -- врожденное косолапие. Молодцов хмурился и рявкал на сына.
Он в то время работал прорабом на стройке и возвращался домой поздно. Поколдовав с нарядами, Саня тут же ложился спать. Иногда он встречал Надежду с вечерних занятий в институте, и они шли в кино или мороженицу. Тогда племянник поручался мне: я тряс в полутьме его кроватку и дул ему на ресницы, чтобы он скорее заснул. За перегородкой шумно вздыхал Удилов. "Иди учи уроки, -- не выдерживала Вера, живот которой уже напоминал глобус. -- Я его покачаю".
-- Сами, понимаешь, в кино уйдут, а другие за них отдувайся, -- ворчал Удилов. -- Родители называются...
Вскоре он уже не скрывал недовольства нами. Словно беременным был он, а не Вера. А однажды, когда Димка проник на их половину и прибрал в карман красивую десятирублевую бумажку, лежавшую на тумбочке, устроил истеричный скандал. Он хлопал дверьми и кричал, что Молодцовы растят из своего сына вора; он давно заметил, что у него пропадают деньги и вещи, куда он, вообще, попал и почему он должен платить за электричество поровну, если у него одна только настольная лампа, а Юрка ночи напролет учит на кухни свои дурацкие роли.
Отца в тот момент дома не было.
Молодцов стиснул зубы и, побагровев, стал молча озираться, подыскивая, чем бы хватить визжащего свояка по голове. Удилов заметил его бешеный взгляд и юркнул к себе за загородку. Там ревела на диване Вера. "Прекрати! -стонала она. -- Умоляю, прекрати!.."
