Фартуки бабушки менялись, а запах оставался. Помню, какими духами пахло от коричневого с бежевыми ромбами джемпера моей мамы, поверх которого она носила моднейшие по тем временам электронные часы-кулон. Помню, как пахло от моей сестры, вечно таскающейся по пьяным компаниям. Помню, как пахло от моих друзей: от Ваньки – краской, а от Димки – чаем, он пил заварку прямо из чайника; от Дениса всегда пахло чистой одеждой.
Запах этого человека мне был неизвестен. Он неловко раздевался в прихожей, гладил свою дурацкую бородку, исподлобья глядя на меня, когда я прятался за бабушкиной ногой, и в итоге забывал убрать ботинки, оставляя их посреди коридора. Он сразу проходил в большую комнату, располагался в одном из кресел, складывал ногу на ногу, пространно рассуждал о чем-то с мамой, гулко смеялся над своими шутками. Потом ему словно все надоедало, взгляд его становился пустым, он рассеянно поднимал с пола свежий «Огонек», в котором я уже подрисовал каждому персонажу на каждой фотографии усы, бороды, шляпы, курительные трубки и рога. Он листал журнал, попутно, не глядя, угукая маминым репликам. Действо продолжалось минут сорок, после чего он, шаря по карманам и озираясь, поднимался с твердым намерением уйти.
Иногда, перед самым уходом, он доставал из каких-то одежных закромов деньги и отдавал их маме. Всегда – новые пятирублевые купюры.
Признаться, я не сразу понял, что он – мой отец. Я думал, что мой отец – другой дядька, пониже ростом, тоже бородатый, толстый, который однажды приехал из Соликамска и подарил мне деревянный конструктор. Конструкторы я любил больше всего на свете. И этого дядьку тоже. Соликамск казался неведомым городом чудес, в котором жила моя мама (почти принцесса). Я любил Соликамск, хотя еще ни разу там не был. Дядьки, не дарившие мне деревянный конструктор и ходившие в белых плащах, пусть и достаточно элегантных, меня мало интересовали.
5.
У меня две сестры, и обе – еврейки. Но при этом они не приходятся друг другу сестрами.
Я евреев вообще очень люблю, и мне хотелось в этом году справить светлый праздник Песах (верно?), но мне никто не принес кошерной мацы, и я ел яйца с куличами, потому что все мы воспитаны в русле православной традиции.
6.
Сегодня я был в пивбаре «Гвоздь», больной, простуженный, грустный. Вдруг увидел девочку за соседним столом, у нее тонко выщипаны брови, а грудь – маленькая (выщипана?). Я смотрел на нее три секунды и улыбался, обычно девочки отвечают мне взаимными улыбками, но эта заржала, как гнедая, и показала мне средний палец левой руки, прошептав (я прочитал по губам): «Ты – обсос».
Это грубость, а я не знаю, как реагировать на грубость.
7.
Есть ли в жизни тайна? Очевидное объяснение всему, элементарный ответ, как в сложной логической задаче, который ищешь час, другой, третий, а потом он вдруг открывается тебе – и ты хохочешь, бьешь себя по лбу ладонью и кричишь: «Черт, да как же я не догадался? Как?!» Возможно ли нарисовать этот ответ на бумаге? Возможно ли? И нужно ли? И зачем задавать себе этот детский вопрос, ответа на который нет?
Стоит ли ворошить то, что было, подводить итоги, анализировать поступки – свои и чужие? Можно ли обойтись без этого, жить настоящим, жить в сейчас, жить в эту конкретную минуту, секунду? И нужно ли? Действует ли закон превращения количества в качество? Памяти – в понимание? И зачем задавать себе эти детские вопросы, ответа на которые нет?
И вообще – что, черт возьми, происходит в нашей жизни? Is there anybody out there? Out there? Out there?
8.
Пришло письмо от моего английского приятеля-эколога.
В конце – приписка от робота: «Only print this message off if absolutely necessary – and only on recycled paper».
Так и поступайте с этими записками, пожалуйста.
9.
Мама сегодня поинтересовалась: «Кто ходит во все эти кофейни?»
Я говорю – понимаешь, мама, сейчас не принято приглашать в гости знакомых. Сейчас поход в гости – это нечто интимное, нечто выходящее за рамки повседневных ритуалов и привычек. Я говорю – понимаешь, мама, времена изменились, сейчас уже нет тех тайных обществ, которыми были во времена вашей молодости ваши маленькие компании, а если и есть, то они предпочитают собираться в пабах, в ресторанах, в ночных клубах, чтобы совместно пить, перемывать офисные сплетни, смеяться и обсуждать последний выпуск «Комедии клаба». Я говорю – понимаешь, мама, где-то же надо встречаться менеджерам среднего звена с другими менеджерами среднего звена, которые почувствовали тяжесть внутри живота и взаимную сексуальную заинтересованность, где-то им надо проходить через разговорно-цветочную официальную прелюдию. Я говорю – понимаешь, мама, чай здесь стоит дешево, и зимой можно уже не обжиматься на батареях в парадных. Я говорю – понимаешь, мама, кто-то сюда ходит, и здесь вечерами яблоку негде упасть, даже в будни, а уж про выходные и думать забудь – нужно бронировать места.
