- А мне как быть? - спросила Ханна.
- Просто подожди. Сейчас родители Невиллу в новинку, но если они такие утомительные, то время работает на тебя. У тебя накопилось - и у него накопится. Он же любит тебя, в конце концов.
- А вдруг не любит? - она судорожно стиснула полотенце и снова всхлипнула.
В этот миг дверь резко распахнулась и в кабинет буквально влетел Невилл с пучком какой-то травы в руках. Увидев нас, он замер на пороге, примерно как и я час назад.
- Вы здесь? Ханна?! Что случилось? - трава выпала у него из рук. - У тебя кто-то умер?!
Она кинулась к нему, повисла у него на шее и разрыдалась так, словно и не проревела здесь целый час. Мы с Джастином переглянулись и попятились вглубь кабинета, на кожаный диван. Все наши пляски вокруг Ханны, все наши утешения и даже высококачественное успокоительное оказались бессильны перед стихией под названием "плачущая женщина".
Понадобилось несколько минут, чтобы Невилл вынес из её бессвязных бормотаний, что же всё-таки случилось.
- Мама не могла этого сделать, - ошеломлённо сказал он. - Я с ней поговорил про тебя и она согласилась.
- Не только выгнала... - голос Ханны дрожал. - Она сказала, что я... гоняюсь за твоим именем и деньгами... что я воспользовалась... твоей невинностью и окрутила тебя... назвала меня рас... расчётливой тварью... - и она снова залилась слезами.
- Н-не м-может быть... - Невилл по-прежнему начинал заикаться, когда был сильно взволнован. Сейчас он заикался так, что у него стучали зубы.
- Я так и знала, что ты мне не поверишь...
Невилл кое-как ответил, что она, может, всё не так поняла и что он обязательно во всём разберётся. Ханна, совершенно измученная, отпустила его и вернулась в кресло, сжавшись там несчастным комочком, а он обратил внимание на нас.
- Д-джастин... - с усилием выговорил он. - Г-где у нас д-документы о рассылке т-трав з-за п-последние два дня?
Джастин встал, разыскал папку и подал другу.
- А что случилось? - спросил он, пока тот лихорадочно листал бумаги.
- П-последняя партия с-серебристой крапивы б-была испорчена. Н-нужно убрать фасовку с п-продажи и известить всех к-контрагентов, кому она была п-поставлена.
- Как - испорчена?
Невилл резко захлопнул папку и швырнул на стол. Помолчав, он вдруг произнёс без малейшей запинки, словно в нём сломалось что-то, заставлявшее его заикаться:
- Мама подсыпала в неё перец.
- Твоя мама?! - ахнул Джастин.
- Ринки всё видела, но не могла ничего предпринять, мать для неё хозяйка, - опустошённо сообщил Невилл. - Ринки присматривает за всем, и за домашним складом тоже, мать не знает, что Ринки всё видела. А я не знаю, как с ней об этом разговаривать. И... Ханна, я тебе верю. Просто мне трудно это... принять.
Ханна поспешила к нему, и они обнялись.
- Я сейчас же уберу эту крапиву с продажи, но извещать ты будешь сам. - Джастин ушёл, забрав с собой папку.
Чуть спустя Невилл выпустил Ханну из объятий и попросил её подождать здесь, потому что ему нужно срочно разослать предупреждения об испорченных травах. Он ушёл, ненамного разминувшись с Джастином.
- Вся порченая крапива нашлась, - радостно сказал тот, вернувшись. - Миссис Кларк вскрыла эту партию только сегодня утром, из неё еще не продано ни пакета, а ту крапиву Нев отсылал прямо из дома. Вовремя спохватились.
- Значит, обошлось, - заключил я. - Надеюсь, Невилл проследит, чтобы это не повторялось. И надеюсь, что теперь он передумает выходить из нашего бизнеса.
- Только, Гарри, мне всё равно понравился твой план, - многозначительно акцентировал Джастин. - И я собираюсь следовать ему, ибо мало ли что. Ты как, в деле?
- В деле.
Я сосредоточился на разметке желаемой территории. Взял у директора копию списка британских общественных каминов с паролями и прилагающейся картой - их, кстати, было удручающе мало - и согласно этому списку переправлялся через камин к нужному району, а дальше уже на небоходе. Возвращался, естественно, портключом.
Не было бы ничего критичного, если бы я и не уложился с расстановкой опорных точек до сентября. Впереди у меня был целый год, но сейчас было самое подходящее время - тепло, длинный световой день и относительно мало осадков. Летать по десять-двенадцать часов подряд на холоде, в темноте, под снегом с дождём - к таким подвигам я был не готов.