- Тогда сказать следует, зачем он так поступил.
- О том нам уже ведомо, и оправданием ни в коей мере быть не может! - вскричал Тегамот. Но ведь Господин Наш Предвечный не ведает, который и приговор тогда справедливый выдаст, так что историю сию рассказать стоит!
И кивнул позволяюще достойной мордой своей Люцифер. Зарон же начал свой рассказ:
- О Господин наш Всемогущий! Эта картина представляет собор в Руане, том городе, где в году земном 1431 Жанну д'Арк, Орлеанскую Деву, на костре сожгли, благодаря чему, судьи ее и палачи преисподнюю нашу весьма обогатили достойными своими особами. До нынешнего времени варим мы их в смоле, а с года земного 1920, когда эту женщину еще и канонизировали на Земле, дополнительные муки регулярно к ним применяем.
- Об этом я знаю, - сказал ему на это Люцифер, - только как это к делу относится?
- Потерпите, о Наимудрейший. Позвольте мне прочитать текст, который я в защиту Бельбаала из земной книги извлек, и который все происходившее в краткости излагает.
И взяв два листка, печатным текстом заполненные, заблаговременно подготовленные, стал он читать:
"Вскоре после казни во Франции разнеслись слухи, что все это дело покрыто тайной. Вспоминали о том, что осужденных к костру сжигают в шапках еретиков на головах, и что шапки те заслоняют лицо - откуда же уверенность, что на костер привели настоящую Жанну д'Арк? Затем появилась еще более точная информация. Говорили, что вместо Жанны была сожжена какая-то другая женщина, которую в самый последний момент подставили вместо Орлеанской Девы. Упоминались две: Пьерронна ле Бретон и Катарина де ля Рошель. Обе, как и Жанна, были женщинами-воинами, попали в плен в Компьени, причем, в то же самое время, и наконец, обе были осуждены, равно как и Жанна к сожжению за еретические взгляды. Количество этих аналогий совершенно заглушило в умах людей, желающих верить, будто их идол жив, некоторый факт, не совсем совпадающий со слухами - а именно тот, что обе вышеупомянутые дамы были публично сожжены в Париже, а не в Руане.
Решающим же моментом аферы, дрожжами которой стала стоголосая сплетня, стало 20 мая 1436 года. В Мареуй, неподалеку от Метца (Лотарингия), к двум братьям Жанны д'Арк, Жану и Пьеру дю Лис, пришла какая-то женщина и заявила, что она... их любимая сестренка, сожженная пять лет тому назад. Те онемели от ее слов, после чего стали со всей тщательностью и подозрением к ней присматриваться. Та была вроде бы старше Жанны, но подобие было удиви тельным..."
Тут Зарон прервался и, обратившись к Великому Люциферу, сказал со всей покорностью:
- Прости, Наисветлейший, что сейчас слова, недостойные места этого и ушей Твоих произнесены будут, но это всего лишь земной текст, который я дословно цитирую.
- Не тревожься, Зарон, - отвечал Повелитель на это, - и продолжай исполнять повинность свою.
Тогда тот продолжил чтение:
"...подобие было удивительным.
- Клянемся Пресвятейшей Матерью Божьей и Святым Иосифом, хотим тебе верить! - воскликнул старший, - но в течение последних лет перед судом мы не видали тебя своими глазами! Пошли, мы проведем тебя к господину Никола Лёве, что был с тобою на королевской коронации в Реймсе. Он тебя наверняка узнает!
Несмотря на физическое подобие, мессир Лёве, высокий чиновник магистрата, тоже не сразу избавился от сомнений. Тогда он решил проэкзаменовать эту женщину. Он приказал ей сесть на коня, ведь известно было, что Жанна д'Арк, сражаясь с англичанами за освобождение Франции, великолепно, как мало какой мужчина, ездила верхом. Таинственная дама уселась на полудикого жеребца и с небывалым у женщины умением устроила на нем такую скачку, что у всех присутствующих заперло дух в груди. Больше никаких доказательств и не требовали. Пришедший в восторг при виде чудесным образом спа сенной Девы, народ, ведомый братьями Жанны и мессиром Лёве, начал триумфальный марш через местечки и деревни. Нотр-Дам де Льес, Метц, Арлон - везде приветствовали героиню, хотя поначалу она совершила грубую ошибку: представившись... Клодиной, а не Жанной. В Люксембургском княжестве, куда она тоже заехала, граф Вюртембергский подарил ей прекрасного коня и великолепные доспехи, а вдобавок влюбился в нее, причем успешно, поскольку Дева та вела себя довольно-таки свободно, как о том девы обычно и понятия не имеют. О чудо - нимб ее нисколько при том не пострадал, а сексуальная свобода никого не отпугивала. Разве что за исключением Великого Инквизитора, Генриха Кальт-Эйсена.
