Ее Ксюше Алексей Петрович подарил.
— Она не включится у чужого человека. На отпечатки пальцев настроена, — тихо пояснила Ксюша, чувствуя, как сильно она краснеет. И взгляд, брошенный в зеркало, подтвердил — да, покраснела, как майская роза.
Это ведь просто сувенир.
Из Германии.
И Алексей Петрович никогда бы не позволил себе ничего, что бросило бы тень на Ксюшину репутацию…
— Дай-ка я догадаюсь: у тебя хватило мозгов никому про флешку не рассказывать?
Ксюша кивнула, проглотив обиду. Говорит так, будто она дура полная!
— Не обижайся, — Игнат притянул второе кресло и сел так, что Ксюше пришлось подвинуться. — Ты не дура, ты просто наивная. Людям веришь.
Сказано это было престранным тоном. Выходит, что в глазах Игната вера в людей — это недостаток?
— Заводи свою шарманку.
Ну да, конечно, лучше уж заняться делом, чем размышлениями о новом странном начальстве. Флешка Ксюшу «узнала» и дала добро на доступ к хранившейся на ней информации. Нужный файл не исчез, чему Ксюша вряд ли удивилась бы. Она распечатала страничку и предложила:
— Давайте я буду диктовать номера, а вы — отмечать?
Тогда станет ясно, чего именно в папке не хватает. Игнат не стал с ней спорить.
— А… разве мы не должны сообщить полиции? — на всякий случай поинтересовалась Ксюша, но в ответ дождалась только хмыканья, непонятно что выражавшего. Вряд ли готовность делиться с полицией столь важными фактами.
Папка оказалась не такой уж и толстой. Всего двадцать три дела, из которых в папке, как и предположил Игнат, остались двадцать два.
— Перевертень, — с затаенным удовольствием прочитал он фамилию истца. — А это что значит?
Игнат ткнул в метку, поставленную Ксюшей.
— Это значит, что дело закрыто за смертью истца. Ну, то есть человека, чьи интересы мы представляли. Такое порою случается.
— Помнишь это дело?
Ксюша пожала плечами: немного. На самом деле она далека от юриспруденции, и многие разговоры, которые в офисе ведутся, ей совершенно непонятны. Но вот истца она помнила распрекрасно. И Стасово нежелание связываться с этим делом… и еще что-то было.
— Тогда пошли, — Игнат выкатил Ксюшин стул из-за стола прямо с ней, сидевшей в нем.
— Куда?
— Обедать. Я тебе — обед. Ты мне — рассказ. Идет?
Вряд ли это было удобно и этично — обедать с начальством, но Ксюша представила, как вернется домой и будет бродить по квартире туда-сюда, размышляя о том, виновата ли она в смерти Стаса или нет?
— Согласна.
— Вот и умница.
Он захватил очередной свой ужасный пиджак, на сей раз — какого-то уныло-болотного оттенка, с желтыми пуговицами и желтой же оторочкой на карманах. Хотелось бы знать, где Игнат их берет!
И запретить ему заглядывать в это страшное место!
Но какое Ксюше дело? У него невеста есть, пусть она о внешнем виде жениха и заботится.
— Какую кухню предпочитаешь? — поинтересовался Игнат.
А машина у него была солидной, какой-то гладкой, обтекаемой и сияющей, словно только-только с конвейера сошла. Ксюша ничего в машинах не понимала, но ее собственный «Матиз» рядом с этим монстром выглядел детской игрушкой.
— Мне все равно.
— Не кокетничай.
Она не кокетничает, ей действительно все равно. Но если он спрашивает, то…
— Главное, чтобы не жирно и без извращений.
Игнат только хмыкнул.
В итальянском ресторанчике, несмотря на раннее время, царил романтический полумрак. На столах стояли свечи и живые цветы в полукруглых вазах. Пахло свежим хлебом и еще специями, деревом и вином.
От вина Ксюша отказалась.
Она сок будет. И суп какой-нибудь… и пасту, которую он ей посоветует. Она верит, что плохого ей не посоветуют. А еще — десерт. И не надо на нее так смотреть, она — нормальный человек, у которого день с утра не задался.
— Не на диете, значит, — сказал Игнат.
А что, по его представлению, все женщины должны на диетах сидеть? Чушь какая! И вообще, лучше бы он по делу вопросы задавал.
Ксюша закрыла глаза — бабушка говорила, что так воспоминания легче зацепить, — и представила себе человека со смешной фамилией Перевертень. Он возник в конторе за полчаса до открытия. Ксюша уже пришла, ей часто доводилось на работе появляться пораньше. Кажется, в тот день она собиралась заняться цветами… или еще чем-то в этом духе. Но, главное, она была одна. И очень испугалась, когда дверь в приемную вдруг открылась. Ксюша не слышала ни скрипа той, другой двери, ни голоса, который бы спросил, есть ли кто на месте, ни даже шагов.
