Она просто плыла, закрыв глаза, ощущая движение воздуха влажной кожей. Его большая ладонь накрывала ее от одного бедра до другого, доставая до ребер. Она чувствовала, что он смотрит на то, к чему прикасается, чувствовала легкие, исследующие миллиметр за миллиметром движения его пальцев.
— У тебя кожа как лепестки орхидеи, — тихо и протяжно проговорил он.
Элли улыбнулась, не открывая глаз.
— От любого другого эти слова я восприняла бы как отработанный, дежурный комплимент и посмеялась бы, но ты, думаю, хорошо представляешь, о чем говоришь.
— Хотя они прохладные. А ты такая теплая.
Она запустила руку ему в волосы, шелковистые и густые, намотала одну прядь на палец. Он разобьет ей сердце, но теперь с этим ничего не поделаешь. Может, так и надо. Она старалась запомнить все детали, чтобы потом, вспоминая, восхищаться ими. Его бедро, прижимающееся к ней, ощущение его кожи, звук его дыхания.
Его рука опустилась чуть ниже, гладя ее бедра. Она почувствовала, что он поднялся на локте.
— Ты всегда такая молчаливая?
— М-м-м… — Она лениво открыла глаза. — А кому нужны слова?
— Может быть, мне, — ответил он, недоуменно хмуря лоб. Она повернулась на бок. Глядя на него, ей было труднее держаться отстраненно, потому что его блестящие глаза и все лицо выражали какуюто беззащитность. Если думать о нем как о мерзавце, о бабнике, развратнике, ей легче будет держать дистанцию.
Но вот он, просто человек, который был когда-то мальчишкой, потерявшим семью, потом подростком, часто слушавшим одну-единственную песню, из-за чего и получил свое прозвище, и мужчиной, который построил Тадж-Махал из цветов, потому что его сердце разрывалось от горя. Она смахнула пряди волос с его лба, нежно провела линию вдоль его щеки.
— Я не против того, чтобы поговорить.
Он на секунду закрыл глаза и прижал ее к себе.
— О Элли! — выдохнул в ее волосы. — Я так давно не был с женщиной.
— Да? — хмыкнула она, инстинктивно отстраняясь. — А уж вы-то мне как достались, доктор Рейнард. Господи, спаси! — Она в притворном ужасе схватила его за руки. — Но это не означает, что мы откажемся от сегодняшней ночи?
— Нет, конечно. У нас куча презервативов, — со смешком ответил он и указал на разбросанные по всему полу пакетики. — Будет стыдно не использовать их после такой срочной поездки в Гектор.
— Ты съездил в Гектор так быстро?
— Да. — Его плечи затряслись от смеха. — Ой, они долго там будут обсуждать меня.
Элли внезапно представила себе его, с диким взглядом и босого, в какомнибудь крошечном магазинчике Гектора, и ее тоже начал душить смех.
— Ну и видок у тебя был. Ты и в магазин вошел босиком? Крайняя необходимость! — воскликнула она.
Они, уцепившись друг за друга, захихикали, как подростки, и когда один затихал, а второй пытался что-то сказать, все начиналось снова, и они смеялись так сильно, что у обоих по лицам катились слезы.
— Ничего не говори! — закричала Элли, чувствуя, что не в силах остановить безудержный смех.
— Ты тоже.
В конце концов успокоившись, она тихо вздохнула, довольная тем, как уютно устроилась, положив голову к нему на плечо.
— Ты должен обещать, что это не испортит нашей дружбы, Блю. Я этого не вынесу. Ты же знаешь, секс часто разрушает дружеские отношения.
— Но не такой замечательный! — Она повернула голову.
— Дело даже не в сексе. А в тех плохих чувствах, которые приходят потом. — Она вздохнула. — Ты можешь прямо сейчас услышать, что я влюбилась в тебя, но тебе не о чем сожалеть. Когда надо будет уйти, я сохраню достоинство и, клянусь, не стану цепляться за твою рубашку. — Она мягко улыбнулась. — Ну разве что немного.
— Элли…
— Тебе не надо отвечать. Я просто хотела, чтобы все было ясно. — Она открыто посмотрела на него. — Пообещай, Блю. Мы должны остаться друзьями.
Он обхватил ее голову и поцеловал глубоко, снова задев низкую струну желания. Она тихо застонала, и он отпустил ее.
— Я обещаю.
— Спасибо.
Она скользнула телом по его телу, кожа к коже, и ему не потребовалось много времени, чтобы перестать говорить и начать целовать. В этот раз вела Элли, а Блю с радостью следовал за ней, а потом они заснули, сплетясь телами, в душной послеполуденной жаре.
