Внезапно Элли показалось бесполезным и глупым заниматься выяснениями таким образом. Роузмэри и Конни, а возможно, даже и миссис Нэнс были в таком возрасте, что смогли бы ответить на вопросы Элли. Вполне вероятно, что одна из них припомнила бы ее мать, Диану. Оставалось только расспросить их.
Но, по правде говоря, Элли была не вполне уверена в своем желании обрести отца. Она не имела никакого представления о том, какой была ее мать, когда жила в Пайн-Бенде, и с кем она здесь путалась. А что, если она была чокнутой наркоманкой, имевшей дело с бандой рокеров, или кем-то в этом роде? Такое, конечно, вполне возможно.
Диана Коннор была красавицей, неуправляемой и доставлявшей сплошное беспокойство с самого рождения. Ее родители, которым было за тридцать, когда она родилась, вынужденно мирились с ее бунтарскими замашками. Ничто не действовало на Диану — она смеялась над угрозами, игнорировала запреты и даже редкие взбучки, которыми отец по старинке, по-деревенски пытался ее урезонить, переносила стойко, не изменяя себе. В шестнадцать лет, когда ей окончательно наскучили школа и родной городишко на западе Луизианы, она "проголосовала" на шоссе и покинула родительский дом.
Единственное, что осталось Элли после нее, — это коллекция открыток, которые Диана честно посылала домой раз в неделю. Новостей в них было немного, это были просто почтовые отправления из разных мест — Санта-Фе и СанФранциско, Атланта и Вашингтон — и полный список маленьких городов по всей стране плюс краткое сообщение, что-то вроде: "Привет. Как поживаете? Я в порядке. Сейчас путешествую с Люком, у него мотоцикл. Целую, Диана".
На Рождество 1968 года Диана неожиданно вернулась домой, беременная и совершенно разбитая. Родители приняли ее, и она оставалась с ними достаточно долго: родила девочку, которой дала дикое имя — Бархатный Закат. Когда ребенку (бабушка перекрестила ее в Элли в честь своей любимой сестры) исполнилось шесть месяцев, непостоянство Дианы снова взяло свое, и она сбежала. Лицо Джеральдины всегда принимало слегка ошарашенное выражение, когда она рассказывала об этом своей внучке: "Она уже, казалось, становилась нормальной молодой женщиной, любящей свою малютку дочь. А потом вдруг, — бабушка щелкала пальцами, — раз, и ее нет".
Во время второго отсутствия Диана не утруждала себя отправкой открыток. О ней ничего не знали до тех пор, пока из Лас-Вегаса не позвонил офицер полиции и не сообщил, что Диана была найдена мертвой в ближайшем лагере хиппи — погибла от передозировки наркотиков.
"Было трудно представить себе, — думала теперь Элли, — что могло удерживать беглянку с развевающимися волосами и в тонкой одежонке в таком городишке, как Пайн-Бенд. Что, спрашивается, привело ее сюда? И что заставило задержаться более чем на три месяца? Очевидно, мужчина".
Элли оглянулась на миссис Нэнс, которая разговаривала по телефону, встала и громко прошептала:
— Миссис Нэнс!
Когда женщина посмотрела на нее, Элли указала на полки, и та энергично закивала.
Старые подшивки обнаружились легко, и, пролистывая страницы, Элли сочинила легенду, которой воспользовалась бы, если бы пришлось объяснять собственные действия: она бы сказала, что родилась в 1968 году и у нее такое хобби — интересоваться всеми событиями этого года.
Газеты были подшиты за каждый год в отдельности. Она вытащила нужную пачку, потом выбрала еще одну из 40-х и вернулась к столу. Миссис Нэнс продолжала "висеть" на телефоне. На долю секунды Элли испытала такое ощущение, как будто кто-то очень сильно предостерегал ее от последующих действий. Может быть, о некоторых вещах лучше не знать?.. А если ее мать стыдилась мужчины, который оставил ее беременной, и сбудутся самые худшие предположения Элли — что Диана была подружкой банды байкеров? Возможно, она никогда не называла имени мужчины, потому что их было слишком много.
Нет! Сердце подсказывало Элли, что это был один-единственный мужчина, удерживавший дикую девчонку на одном месте целое лето. И если она не попытается выяснить, кем был этот мужчина, то до конца жизни будет жалеть об этом. Глубоко вздохнув, она начала читать, зная, что в историческом расследовании никогда нельзя предугадать, где может оказаться настоящий самородок информации.
