Он спит, а она лежит с открытыми глазами, словно караулит его сон и покой. Да, Повель спит. Ему надо хорошенько отдохнуть — утром рано вставать, ехать за наследством.
Что же, она так и будет всю жизнь слушать, как он дышит во сне?..
Мэрит слышит и другие звуки. Здесь только что раздавался пронзительный крик. Это она кричала из-за него…
Хокан! Где же Хокан, ведь она так боялась за его жизнь?
С Хоканом она повстречалась давно, еще прошлым летом, когда она в первый раз стирала у ручья. Он глядел на нее, но подойти тогда еще не посмел. А после пришел однажды вечером и погладил рукой ее тканье, которое она положила белить на траву. Он коснулся ее самыми кончиками пальцев, а после обнял горячо, отчего смех вырвался на волю из ее груди. Он заставил ее трепетать, испугал ее, сделал смелой, присушил. В прошлом году Повель пожелал взять жену, а в нынешнем году она пожелала взять мужа и выбрала Хокана, ведь она узнала его хорошо, поняла, каков он есть. И он дал ей большую радость, единственную, что ей дано было испытать на этой земле.
Что она для Хокана? Ради нее бросает он родную деревню и обрекает себя на жизнь трудную и опасную.
А для нее он головокружье и страх, радость и мука, огонь и прохлада, волнение и мирный покой — все, что радует и печалит, дарит утеху и ранит. Оттого-то при нем она оживает. Ожидая его, она вся горит, а уйдет он — горькая тоска по нем гложет ее. И время от встречи до расставания — один единый миг, которым-она жива.
А коли Хокана больше нет у нее…
Сердце у нее вдруг сильно защемило. Такое было с ней, когда она кричала нынче вечером, когда Повель навел на него ружье.
Он сказал: «Больше не увидимся!» И ей вдруг снова захотелось кричать от страха, что для нее его больше не будет на земле.
Ей бы уснуть, но сон далек от нее, как никогда. И что это она лежит тут и слушает, как дышит Повель? Он и без нее будет сладко спать, а ей от него ничего не надо. Что тогда ей тут делать? Лежать и прислушиваться долгими ночами всю свою жизнь? Отчего она не рядом с Хоканом — близко, так близко, что дыхания их слились бы в одно?
Хокан… Спит ли он сейчас? Но ведь ему не надо вставать спозаранку и ехать получать землю в наследство. Нет, он сам оставляет землю, которой владел прежде.
Куда он ушел? Уходя, он сказал: «Не печалься! Больше не увидишь меня!» Слова эти слетели с его уст, дошли до ее ушей. Чудные слова. Что он хотел сказать? Как может она не печалиться, если не увидит его больше? Неужто он ушел, не взяв ее с собою, не вырвав ее отсюда? Почему он не сделал этого?
Почему, почему? Чудовищно огромные вырастают в голове Мэрит вопросы. И все отчетливее и серьезнее растет тревога: слова его значили, что он ушел без нее, что для нее его больше нет на свете.
Хокан уйдет, исчезнет, ей станет казаться, будто его и не было. Дело ясное, это правда, она сама слыхала, как он это сказал. Он ушел, чтобы стать все равно что мертвым для нее. И ей снова хочется кричать, как она уже кричала нынче ночью. Но сейчас кричать ей никак нельзя. Тогда Повель проснется, а нужно, чтоб он непременно спал.
Отчего Хокан не вырвал ее отсюда, не увел с собой?
Но зачем она все еще лежит здесь? Что, она не может шевелиться? Разве она связана? Разве она заперта в темнице? Что же это такое с нею? В избе перед ее глазами лишь мрак кромешный. Она не видит сама себя, но хочет узнать, не привязана ли она.
Надо попробовать что-то сделать, подвигаться.
Мэрит поднимается в постели, ступает на пол босыми ногами. Вроде бы это сошло ей легко, без усилий. Надо еще попробовать. Она размялась немножко, подняла руки, приподняла ногу и стала медленно, медленно ступать по полу. Чудно, ничто ей не мешает. Один шаг, другой, третий — никакой помехи. Может, так она и до двери дойдет. Вон там дверь. Да, она легко дойдет до двери безо всякой помехи. А выйдет за дверь, стало быть, может идти к Хокану… И радостная догадка охватывает ее: никто ее не держит, она свободна и может идти к Хокану.
Она еще не совсем уверена в себе. Еще не может понять — во сне это или наяву. Надо еще пройти немного. Может, все это ей чудится.
