Но Хокан Ингельссон выпустил свою корову на топкий луг, а овец — на выгон. Нынче он не собирается запасать сено. Когда его работница стала было ему перечить, он сказал ей напрямик все, как есть. Ренту и подати платить ему нечем, так не все ли равно, станет он косить или нет. Может, он еще не успеет отведать хлеб нового урожая, как ленсман явится и отберет скотину. До зимы у него, поди, не останется в доме никакой животины, так для кого запасать корм? Коли хлев пуст, пусть будет пуст и сеновал. Дело идет к тому, что у него отберут и землю, так какой резон ему радеть о своем хозяйстве?
И Хокан не скосил ни травинки Знай себе бродил по лесам, ставил силки на птиц да капканы на зайцев. В лесу ему привольно, к тому же, глядишь, иной раз в доме — превкусное жаркое.
Но Элин горевала, глядя, как скотина пасется на сенокосном лугу. Коли Хокан бросит крестьянствовать, так и служанка ему будет ни к чему. Может, скоро для нее в доме не найдется дела. Место она сыскала бы легко, кабы захотела, да только ей ни за что на свете не надо иного хозяина. Как бы Хокан ни обрывал ее подчас, ей хотелось остаться у него в доме.
Ей хотелось помочь ему. Она плакала при мысли о том, что не в ее власти сохранить ему землю.
Но к женщине, от которой шло все зло, ее сердце преисполнилось жарким гневом. В ее глазах во всем виновата была жена Повеля.
Она присушила Хокана, сбила его с толку, чтобы он ни о чем и ни о ком не помышлял, кроме нее. Да, Элин все больше уверялась в том, что Мэрит — колдунья. Она слыхала, что в Юдере водятся чертовки, так нетрудно догадаться, что Мэрит им сродни Ведь и другие крестьянки гадали о том, не перебрался ли к ним в деревню за последнее время человек, умеющии наводить порчу. Дивные дела творились в доме у старостихи. Карна, жена Андреаса, сама о том сказывала. Кто-то сглазил ее, и у нее теперь не сбивается масло. Сколько бы она ни сбивала сливки, масла не получалось. Она сбивает час за часом — и ни комочка! Как бы ни были густы и свежи сливки, вместо масла выходила лишь пена да пузыри. Куда же девается ее масло? Не иначе тут замешана колдунья, она-то и забирает ее масло. Карна сама это говорила, и слова ее — чистая правда.
Элин знала, кто отнял у старостихи везение сбивать масло. Она видела здоровенные комки масла, которое сбивала Мэрит. Таких комков не получалось у хозяйки, жившей в этом доме до Мэрит. В усадьбе Повеля нередко видели шматы масла по три-четыре фунта. А в доме по соседству — лишь пена да пузыри. Яснее ясного, что масло украдено. А для той, кто может держать мужчину в своей воле, переманить везение на масло из одного дома в другой штука нехитрая.
У Элин язык чесался упредить Карну, да только как докажешь, что у человека украли везение сбивать масло. Тут творятся дела похуже, и доказать их проще простого.
Жена Повеля важно вертит задом и словечком не удостаивает служанку, когда та приходит к ней с кувшином, а ведь ее посылает хозяин. Мэрит процеживает молоко для Элин с таким видом, будто дарит ей молоко, кувшин и еще кое-что в придачу Лишнего словечка не промолвит. Может, ей ревность не дает покоя, оттого, что Элин живет под одной крышей с Хоканом?
Кабы ты только знала, шлюха этакая! Ты бы, верно, шею-то маленько согнула! Ты, может, и колени'преклонила бы перед служанкой!
Против огня и стали ведьмы и шлюхи бессильны. Потому-то случалось, что их жгли на костре и рубили им головы топором. В темнице они тоже теряют силу. Бросят их в темницу, и тут их чарам конец. А стоит только Элин рассказать, что она знает про Мэрит… Что станется тогда с этой гордячкой! Коли муж не сжалится над нею, придется ей поплатиться за свои черные дела Все волосы выдерут ей, а она будет орать на весь белый свет. А после бросят в глубокую сырую темницу, куда сажают самых отпетых злодеев. Будет знать, как блудить. Кабы она только догадалась, что Элин все про нее знает!
Задирает нос, и дом у нее есть, и усадьба, и люди ее уважают, хоть она и двоемужница. И как только небеса терпят такую несправедливость? И как ее только земля носит?
Но отчего же молчит Элин? Отчего никому не скажет о том, что ей ведомо? Уж, верно, не из жалости к этой чертовке. И не оттого, что считает, будто Повелю так и нужно. Повеля она жалеет. Ведь, если рассудить, у нее и у него одна доля: обоих их обманули, ограбили. А коли у них одна судьба, надо им держаться вместе. Ей хочется встать на сторону Повеля — ведь у нее с ним один враг.
