Ей так хотелось забыть все, снова стать Повелю доброй женой.
Но страстное желание Мэрит так и осталось желанием. Сбыться ему не было суждено. Напрасно желала она принадлежать одному лишь мужу. Повель оставался Повелем, Хоканом он не стал. Все было напрасно!
Пустые мечты лишь заставили ее страдать еще сильнее. Настали лихие дни, время тянулось так медленно, что казалось, его нарочно растягивает дьявол, злорадно усмехаясь. Таких мук Мэрит еще никогда не испытывала. Так бывает лишь, когда вся твоя радость в другом человеке.
Видение это он прогонит. Днем ему удалось избавиться от проклятого видения, ночью же оно являлось ему иногда Во сне он дрался с Повелем из-за его жены. Вот он врывается ночью в дом к Повелю, бросается к супружескому ложу и рывком стаскивает Мэрит с постели. И всегда-то он поспевает вовремя Повель только собирается овладеть женою, как Хокан является в последний миг, чтобы помешать ему. Мэри охотно идет за ним, она рада освобождению, срывает с постели простыни и берет их с собой. Ведь это их свадебные простыни, зеленые, как трава, голубые, как цветы льна. Когда они выходят из дому. Мэрит расстилает простыни на земле. До чего же большая у них постель! Только покоя им нет, Повель гонится за ними, приходится бежать прочь изо всех сил. В лесу их ждет Ингель Силач, он обещал помочь им скрыться, у него вырыта землянка под поваленной сосной, там он и спрячет их. Но теперь все люди в Хэгербеке собрались травить их, будто волков, — в лес не войти, повсюду караулят. Сидеть им в деревне, как в капкане Охотятся на них, словно на диких зверей, не дают им с Мэрит покоя. Не успевает она расстелить на траве свадебную простыню и прижаться к нему, как приходится снова бежать… А Ингель Силач ждет их в лесу, снял с пояса топорик и поднял его, готовый защищаться…
Ох, эти проклятые сны! Да еще мысли о том, что было! Мучают его, не дают образумиться.
Людей связывает блаженство, которое они испытали вместе.
Когда же они после того причиняют боль друг другу, былые утехи не дают им покоя, становятся горькой насмешкой и искушением. В памяти прежняя радость предстает еще ярче и сильней.
Не в силах Хокан забыть мягкую податливость Мэрит, жар ее губ, радостный смех, вырывавшийся из груди в миг, когда она отдавалась ему, просветленное лицо, хмельные от любовной утехи глаза. Все было дано ему… Хорошо, кабы это наваждение разом исчезло с лица земли. Но все это можно воротить. Стоит только захотеть: «Воротись ко мне!»
Но он хочет владеть ею безраздельно, на меньшее он не согласен. По своей воле делить женщину с другим — нет! И он один должен знать, что ему приходится делиться с другим. Другому и то легче, ведь он ничего не ведает, думает, будто один владеет ею. Повель обманут, но его не мучает видение. Ему не надо ни с чем мириться, раз он ничего не знает. Но знать, что тебя обманывают, терпеть это и довольствоваться… Нет, для того надо быть вовсе жалким и презренным.
И Хокан гонит прочь видение, хочет одолеть память. Мэрит — огонь у него в крови, ему надо погасить этот огонь, даже если для того придется самому сгинуть.
Спокойно и серьезно решил Хокан думать о ней худое. И тут натолкнулся он на стену, которая сразу отбросила его назад. Вместо того он стал думать худое о себе и доброе о ней. Ведь обдумав все хорошенько, он понял, что сам всему виной. Зачем он не довел дело до конца? Нечего было оставлять ее у Повеля. Почему он не увел Мэрит оттуда, хотя бы даже против ее воли? Теперь пусть пеняет на самого себя. Он оставил ее в доме у мужа, а там ей хочешь не хочешь — пришлось изменить ему. Как ей обороняться? Он-то мог лучше защитить ее.
Раз он уговорил себя, что сам во всем виноват, стало быть, ее вины в том не было. Значит, он заставил ее страдать понапрасну. «Ей тяжко» — мысль о том впилась ему в голову. Ей тяжко оттого, что он не довел дело до конца. За что же ей страдать понапрасну?
Он помнил надрывный крик Мэрит, звучавший ему вдогонку. Долго этот крик не достигал его ушей. Только теперь долетел он до него: тяжко ей. Стало быть, ему надо найти ее и сказать: «Я во всем виноват». Он пойдет не за тем, чтоб воротить ее и делить с другим. Просто скажет, что обидел ее понапрасну.
