– И часто вы ностальгируете по детским шалостям?
Розали хлопала глазами, не зная, что сказать.
– Вы это заслужили, – наконец выдавила она. – Я пытаюсь вести себя как можно деликатнее в столь неловкой ситуации, а вы только и делаете, что выводите меня.
– Вы правы. Я прошу прощения. – Слова прозвучали вполне искренне.
– Я принимаю ваши извинения, – сказала она, смутившись.
– Благодарю вас за то, что вы были столь великодушны и приняли мои извинения.
С этими словами Уорд поднял Розали на руки.
Внеся свою ношу в холл, он огляделся.
В доме было четыре этажа, на каждом располагалось по одной квартире. На первом этаже жила хозяйка, которая и сдавала помещения.
– Только не говорите, что вы живете на последнем этаже… – мрачно произнес Кингсли.
– Вообще-то именно там, – радостно подтвердила его догадку Розали.
– Очень умно.
Их глаза встретились, и на этот раз им никто не мешал. Очень медленно он склонил голову, Розали не пыталась отвернуться. Она не могла отвести взгляд, утопая в бездонной синеве его глаз. Его теплые губы коснулись ее губ в мимолетном поцелуе, который длился всего долю секунды.
– Пойдемте. У вас был тяжелый день, – хрипло произнес Уорд.
У двери в свою квартиру Розали обнаружила, что до сих пор держит в руках ключ от подъезда. Пытаясь найти нужный ключ, она заметила, что руки ее дрожат. Только бы Кингсли ничего не заметил.
Она позволила себя поцеловать! О чем она только думает? Вдруг он решит, что этот поцелуй – приглашение? Ну уж нет!
Она вставила ключ в скважину, и они оказались в небольшой прихожей.
– Дальше я справлюсь сама. – Розали попыталась высвободиться, но Кингсли ей не позволил. Тогда Розали попросила: – Не могли бы вы опустить меня, пожалуйста?
– Где гостиная? – словно не слыша ее, осведомился Уорд.
– Там, – показала она, – но вам нет нужды оставаться. У вас встреча, и я благодарна за то, что вы подвезли меня.
– Прекрасно. – Он внес ее в гостиную и огляделся по сторонам.
Комната была просторной и светлой, с высокими окнами. Светло-желтые и кремовые тона стен, мебель из сосны.
– Если бы вы опустили меня здесь, – она указала на широкий диван у стены, – это было бы очень кстати. – Только бы он не воспринял это как приглашение.
– Я не собираюсь приставать к вам, Розали, – словно прочитав ее мысли, произнес Кингсли.
Он очень осторожно опустил ее на диван, и на долю секунды Розали стало жалко расставаться с теплом его тела и надежным кольцом сильных рук. Но слова, которые только что произнес Уорд, еще звучали в ее ушах.
– Я знаю. У вас назначена встреча.
– Была назначена. Я отменил ее, когда узнал, что у вас перелом.
– Вам не следовало ее отменять, – запротестовала Розали.
– Я ее перенес. Вам от этого лучше?
– Но я…
– Не надо отвечать, – отмахнулся он. – Я не мог поступить иначе. Послушайте, кем вы меня считаете? Вам плохо. Единственное, что я могу для вас сделать, – это убедиться, что у вас есть какая-нибудь еда. Где кухня?
Это безумие. Губы все еще ощущали его поцелуй. Ей так хотелось спросить, зачем он сделал это. Но для него, по-видимому, этот поцелуй не имел никакого значения. Да и ей самой он казался чем-то нереальным. Если бы не это странное ощущение на губах, Розали решила бы, что все это ей померещилось. Ее сердце билось так часто, что стало трудно дышать.
– Не стоит беспокоиться, – как можно спокойнее произнесла она. – Я вполне могу приготовить бутерброд, а после нашего ланча этого более чем достаточно.
Она лгала. На самом деле Розали просто умирала от голода. Может быть, это стресс повышает аппетит? Или она столько энергии и сил потратила на этого мужчину, что организм требует их восполнения?
– Бутерброд? – Кингсли скептически взглянул на нее. – Сейчас уже восемь вечера. Вам нужно что-то более существенное, да и мне тоже.
– Боюсь, вы ничего не найдете. Я собиралась сегодня зайти в магазин.
– А в морозилке?
– У меня ее вообще нет. Я предпочитаю свежие продукты, ведь для одного человека не требуется больших запасов.
– Хорошо, – улыбнулся Уорд, – я закажу ужин на дом. Какую кухню вы предпочитаете? Китайскую, итальянскую, индийскую или тайскую?
Розали сдалась. Она слишком устала, чтобы спорить, да и лодыжка болела.