— Кто хочет сладко пить и есть, прошу напротив меня сесть! — в стихотворной форме весело и громко зазывал из дальнего угла камеры «катала». — У каждого есть шанс прибарахлиться на этап.
— Пусть пьяный ёжик с тобой играет, — хмыкнул один из этапников. — Знаем мы эти примочки, «Стиры», наверняка подкованы.
— Напрасно обижаешь человека, — возразил ему сидящий рядом на корточках этапник. — «Грек» классный «катала» и любого за пять минут до исподнего разденет, но играет честно, за «базар» отвечаю. Мы с ним в Будукане вместе зону топтали. Фамилия его — Арапиди, он грек по национальности, отсюда и кликуха.
— А ты, дядя, откуда и куда топаешь? — спросил худого, болезненного на вид, пожилого мужчину молодой парень лет двадцати пяти, с фигурой спортсмена и меченый родимым пятном на лысом черепе точно таким же, как у Горбачёва, за что и получил кличку — Горби. Самое удивительное было в том, что Горби был полным тёзкой своего высокопоставленного однофамильца.
— В Бире «на больничке» был. Теперь вот в Комсомольск на свою «командировку» отправляюсь.
— На «Старт»? — спросил Горби, решив показать свою осведомлённость.
— В тех местах зон хватает, — уклончиво ответил старик.
— Срок большой?
— Пятнадцать.
— Солидно, — уважительно покачал головой парень. — Режим строгий?
— Естественно.
— А чего на больничке был, наверное, туберкулёзник?
— Угадал, паря, — обречённо махнул рукой старик.
— Чего гадать, — усмехнулся Горби, — на твоём лице всё написано. Сколько уже коптишь небо в клетку?
— Шесть с половиной лет.
— И всё на строгаче?
— Был и на тюрьме. Год отсидел в «крытке». Мне «вышак» светил, но Бог миловал.
— «Крытка» — это круто.
— Лучше туда не попадать. На зоне всё-таки свежим воздухом дышишь. А там свихнуться можно в четырёх бетонных стенах.
— У меня тоже строгий режим, — с некоторой бравадой в голосе сказал парень. — Моё погоняло — Горби.
— А меня зовут Владлен Фёдорович.
— Клёвое у тебя имя, — усмехнулся Горби.
— Сокращённое от Владимир Ленин, — невозмутимо сказал старик. — В тридцатые годы многие родители так называли своих сыновей.
— Ты чего, с таким послужным списком и кликухи не имеешь? — удивился Горби.
— Откликаюсь на Графа.
К беседующим подошли два здоровенных парня, и один из них, спросил: — Так что, дед, говоришь, на больничке был?
Второй, поигрывая рельефной мускулатурой, встал за спиной старика.
— Был, да толку с того мало…
— Сгущёнку, небось, на этап получил? — продолжал расспрашивать амбал.
— Как тубику — положено, — утвердительно кивнул головой Граф.
— Так поделись с сокамерниками, у меня от ржавой селёдки изжога, а душа сладенького просит.
— Так и мне, без сгущёнки никак нельзя. Так что не обессудьте.
— Дед, тебя по-хорошему просят, а ты…Ну-ка развязывай сидор.
— Ребята, не надо шакалить, — тихо сказал Граф и глаза его при этом недобро сверкнули.
— Ты чего, пень трухлявый, не понял? — повысил голос тот, кто начал разговор. — Думаешь, если шестерик оттянул, так уже и бога за яйца ухватил?
— Не хорошо так непочтительно разговаривать с пожилым человеком, старость надо уважать, — вступился за Графа сидевший прямо на полу, мужчина.
— Это ещё кто тут вякает? — удивлённо спросил один из здоровяков, и медленно наклонился, словно хотел лучше рассмотреть того, кто посмел ему возразить. — Тебе, падла, жить надоело? Так я тебя сейчас…
Договорить он не успел. Всхлипнув, и схватившись за горло, амбал рухнул на пол. Через секунду и второй шакал корчился от боли рядом со своим дружком. Никто из сидевших и стоявших рядом не заметили ударов, так молниеносны они были. Сидевшие рядом с местом конфликта вскочили, отодвинулись, образовав круг, молча, но с нескрываемым интересом стали наблюдать за дальнейшим развитием событий.
— Ни хрена себе, вот это фокус, — удивлённо покрутил головой Горби. — Как это ты сумел вырубить двух амбалистых «шерстяных»?
— А я их и не трогал, — пожал плечами мужчина. — Наверное, споткнулись в тесноте.
Кто-то рядом нервно хихикнул, и…взорвалась тишина.
— Молодец, парень! Давить надо шакалов!
— Совсем беспредельщики оборзели!
— «Опустить» козлов, пока в отключке, чтобы другим не повадно было крысятничать! Порвать им, сукам, «тухлую вену»!
