В колонии, Владимира не трогали, знали, что он боксёр, да и он сам не лез ни в какие дела, держался особняком и мечтал только об одном — скорее досидеть свой срок и опять приступить к тренировкам и соревнованиям.
Вначале всё шло так, как он и задумал. Возвратившись домой, Владимир приступил к интенсивным тренировкам и уже почти полностью набрал спортивную форму, но тут грянул призыв в армию. И этому обстоятельству он, в общем-то, был рад, потому что мечтал попасть в спортроту. Но, судимость, сыграла с ним злую шутку. Вместо спортроты, он попал в стройбат, где о боксе пришлось забыть на целых три года.
Демобилизовавшись, Владимир пришёл в секцию бокса но, фактически потерянные три года отрицательно сказались на его технических и тактических данных. На тренировках его стали бить совсем молодые, перспективные пацаны и Владимир бросил бокс. К тому же, его тренер переехал жить и работать в Чимкент, а с новым тренером, у Владимира отношения не сложились.
Устроившись работать экспедитором в магазин, Владимир буквально через два месяца после этого, за кражу товара был осужден на три года и отправлен в Павлодарскую ИТК-25 — колонию общего режима, строить Павлодарский тракторный завод. Это была его первая взрослая колония, а потом пошло, поехало…
Работать в колонии Владимир отказался сразу и, по существу, сам себя записал в «отрицалово», и как следствие этого, получил первые свои десять суток карцера, которые потом плавно перетекли в двадцать, потом в тридцать и так далее…
Постепенно, с каждым новым сроком, Владимир набирался жизненного опыта и авторитета среди заключённых. В восемьдесят четвёртом году, Владимира Крестовского короновали титулом «вора в законе» и на эту зону он прибыл уже «смотрящим»…
— Товарищ полковник, тут Крестовский пришёл. Пропустить?
— Пусть заходит.
— Доброго здоровья, гражданин начальник, — поздоровался «смотрящий» зоны и присел на предложенный ему стул.
— И тебе того же. С чем пожаловал?
— За жизнь побазарить хочу, начальник.
— Не темни, говори, зачем пришёл? — усмехнулся полковник. — Знаю я тебя, как облупленного.
— Хочу попросить «чурбачка» из последнего этапа. Отдай его мне.
— Нет, — коротко, как отрезал, сказал начальник колонии, и глаза его стали злыми.
— Почему?
— Потому, что я этого не хочу. Можешь взять любого другого из этого этапа.
— А другого мне не надо.
— Чем же он так заинтересовал тебя?
— Слух прошёл, что он классный боец, и этим всё сказано. Вы же хотите, чтобы мы порядок держали на зоне, а сами руки нам выкручиваете. У нас каждый боец на счету, скоро пацаны начнут откидывается, мне надо пополнять ряды бойцов новичками.
— Так я же тебе и предлагаю спортсменов, этим этапом пришли два бывших самбиста и один мастер спорта по вольной борьбе.
— Я и от них не откажусь, но узбека тоже отдай.
— А план кто будет делать? На шахте проходчиков не хватает. Мне, за невыполнение плана, жопную матку наизнанку вывернут! — вспылил начальник колонии.
— Если баланс сил нарушится, то толпа опять выйдет из-под контроля и тогда весь ваш план полетит к чертям собачьим. Или вы уже забыли восемьдесят восьмой год?
— Да помню я, — досадливо поморщился полковник. — Разве такое забудешь? Чуть звёздочек на пагонах не лишился.
— Звёздочек, — криво усмехнулся Крест. — Тогда жизни многие могли бы лишиться.
— Да уж. Вспоминать не хочется.
— Николай Михайлович, как насчёт узбека? Может, всё-таки, договоримся? Я знаю одну из причин, по которой вы хотите его «загасить». Поверьте мне, он на пушечный выстрел не подойдёт к Екатерине Александровне. Моё слово — закон и я гарантирую, что этот закон работает.
— Да не только в этом дело, — замялся полковник, и смотрящий зоны с удовлетворением отметил про себя, что дело сдвинулось с мёртвой точки и полковник, скорее всего, уступит. — Очень уж он борзый, таких надо ставить на место.
— Борзый — это нормальное явление, — засмеялся Крест. — Нам тихони не нужны.
— Ладно, крыть нечем, — махнул рукой начальник колонии. — Скажи там старшему нарядчику, чтобы переложил карточку узбека в ячейку первого отряда.
— Начальник, ты же знаешь, что нам западло общаться с суками, сделай это сам.
