(Камера делает увеличение: артерии на шее мужчины пульсируют. Потом все чернеет.)
Через три недели после этого допроса Дэвид М. Фридман, сержант армии США в отставке, был найден мертвым в своей квартире. Он выстрелил себе в рот. Ему было 38.
Скотт остановил видео, чтобы немного успокоиться. За столь короткое время он получил куда больше информации, чем ожидал.
Мими пропала. В палате реанимации никого не было.
Кайцзун бросался на охранников у дверей, будто безумный, но в ответ получил лишь безразличные ответы и пожимание плечами. Ринулся вниз по лестнице, ему сдавило грудь от нехорошего предчувствия, точно так, как в день их несостоявшегося свидания; если он снова потеряет Мими, это будет уже навсегда. Перед входом в больницу ее тоже не было. Пациенты, из тех, что встали пораньше, прогуливались с теми, кто их навестил, и утренний солнечный свет подчеркивал их бледность.
Кайцзун в отчаянии пытался найти в своей памяти хоть какую-то информацию, которая помогла бы ему связаться с Мими. Пожалел, что смирился с фундаменталистскими верованиями родителей и не сделал себе протезы дополненной реальности. И тут увидел Мими в столовой. Она с аппетитом завтракала. И была не одна. Напротив нее, спиной к Кайцзуну, сидел мужчина.
Слишком знакомая могучая фигура. Сердце Кайцзуна заколотилось как бешеное. Перед его мысленным взором мелькнула жестокая улыбка на лице Ло Цзиньчена.
Он подошел к столику и стал посередине, между Мими и Ло. Поставил руки на стол и гневно поглядел на мужчину, ясно давая понять, что не беспокоится о последствиях своего поведения.
– Кайцзун! Почему бы тебе не присесть и тоже не позавтракать? Я сказала, что голодна, и Дядюшка Ло предложил отвести меня поесть.
Мими невинно глядела на него. К уголкам ее рта прилипли рисинки, которые двигались вверх-вниз, пока она жевала.
– Дядюшка Ло, благодарю вас. Если вы закончили, думаю, вам лучше попрощаться. Мими нужен отдых, – сказал Кайцзун, стараясь говорить спокойно.
– К чему такие формальности? Мы же друзья, – с улыбкой ответил Ло Цзиньчен. – Мими согласилась пойти со мной и навестить Хим-жи, когда поест. Сегодня благоприятный день, удачный для любых дел.
Кайцзун удивленно поглядел на Мими. Та беззаботно взяла палочками с тарелки полоску жареного теста, которую местные называли «призрак в масле».
– Если доктор ее не отпустит или она сама не захочет, Мими никуда не пойдет.
– Юноша, тебе следует пойти с нами. Там будут другие люди, с которыми ты знаком.
Ло Цзиньчен огляделся по сторонам, слегка приподняв подбородок, тем самым давая Кайцзуну понять, что не следует действовать опрометчиво. Кайцзун заметил в дальнем углу столовой пару человек. Они выглядели как обычные посетители, но время от времени они поглядывали на столик, где сидела Мими, оценивающе, при этом делая вид, что едят жареные полоски, кашу с солеными овощами и пьют соевое молоко.
Ло жестом пригласил Кайцзуна садиться и заговорил на тополекте Кремниевого Острова.
– Ты прямо как твой отец. Упрямый, несговорчивый, никогда не понимающий, что для него лучше на самом деле.
Сдержав гнев, Кайцзун медленно сел.
– Когда я и твой отец были молоды, не старше, чем ты сейчас, я звал его Старший Брат Сяньчжэ. Он был наполнен амбициями, хотел превратить Кремниевый Остров в крупный грузовой порт восточного Гуандуна. Но на это требовались деньги, очень много денег, и время.
Ло Цзиньчен запрокинул голову, глядя вдаль и погружаясь в воспоминания о далеком прошлом.
– Правительство не могло ждать слишком долго. Им были нужны результаты, зримые и осязаемые, от которых повысился бы ВВП, и они могли бы написать хороший доклад вышестоящим властям. Получить деньги и повышение по службе. И Кремниевый Остров избрал иной путь, в результате которого мы имеем то, что имеем сейчас.
Кайцзун хотел было возразить, но Ло поглядел на него, давая знак молчать.
– Не делай поспешных выводов, младший. История такова, какова она есть, потому что она следует определенным закономерностям, иначе бы сейчас тут с тобой не разговаривали. Должен признать, что твой отец оказался дальновиднее многих, а еще он смел и решителен. Он не погнался за легкой наживой, которую мог получить здесь, оставил свою страну, явился в Америку, чужаком, за которым ничего нет. Но его упорство дало тебе возможность вырасти в новой среде. Ты можешь счесть, что во мне говорит эгоизм, что я погряз в несправедливостях – мне без разницы. Мои взгляды просты. Зверь должен быть силен достаточно, чтобы за его потомством не охотились и не поработили его. У людей все точно так же. Так что я и твой отец одинаковы. Мы различаемся лишь в том, как выражаем свою любовь.
