Мусорный прибой - страница 54
Брат Вэнь бежал следом, тяжело дыша. Он кричал А Жуну, чтобы тот остановился, поскольку раньше остальных понял, что дело неладно.
А‐Жун-меха, казалось, пытался что-то с себя стряхнуть; он бешено размахивал руками и ногами, круша деревья, дома и попадавшиеся на его пути машины. Испуганные зеваки разбегались, стараясь не попасть под удар вышедшего из-под контроля металлического чудовища. Зверь покинул территорию клана Ло, оставляя за собой клубы пыли, мусор, обломки веток и осколки стекла. Он бежал к безлюдной земле Пляжа Созерцания Прибоя.
Дети мусорных людей бежали впереди него, вопя от радости и ничего не понимая. «А Жун горит! А Жун горит!»
И в самом деле, из нутра бегущего экзоскелета начали подыматься клубы черного дыма, пахнущего горящей плотью. Лишь теперь зеваки поняли, что А‐Жун-меха пытается добраться до моря.
Но ему это не удалось.
Когда Мими удалось протолкаться сквозь толпу, она увидела, что А‐Жун-меха неподвижно стоит рядом с кладбищем. Худое тело мальчика было угольно-черного цвета, от него шел дым, оставляя следы копоти на броне из твердого сплава. Более всего оно напоминало кусок пережаренного бекона, сморщенный. Брат Вэнь безуспешно пытался потушить огонь, закидывая его песком. В системе произошло короткое замыкание, сверкали искры. На лицах зевак были ужас и хорошо скрываемое удовлетворение, так, будто они наслаждались этим драматическим зрелищем смерти. А вот выражение на лице Брата Вэня было сложно понять. Смесь сожаления, удрученности и, возможно, горе.
В течение трех дней трагедия превратилась во всего лишь еще один из эпизодов легенд, окружающих Пляж Созерцания Прибоя, а сирота А Жун стал в нем еще одним примером беспощадного закона кармы – его судьба, без сомнения, была результатом какого-то прегрешения, совершенного им в прошлой жизни.
А вот роли Брата Вэня в этой истории никто уже не помнил.
Кайцзун осмотрел следы огня внутри робота. На сиденье до сих пор виднелись следы запекшегося жира, вытопленного из обгорелого трупа, и оставшиеся после горения кристаллы силикатов, налипшие на металл вокруг эмблемы «Локхид-Мартин». Должно быть, короткое замыкание привело к перегреву, подумал он, вспомнив то, что случилось в деревне Сялун. Его затошнило.
– Никто не хочет прикасаться к мусору, которого коснулась смерть, – сказала Мими и снова молитвенно сложила ладони. – Все чувствуют, что это место наполнено злой судьбой, и если кто-то сюда по ошибке заходит, то ему приходится покупать призрачные деньги и благовония, чтобы сделать подношения этому… божеству. Все говорят, что оно утащило А Жуна сюда в качестве воздаяния.
Мими говорила неуверенно, так, будто сама не совсем верила в свои слова, но тем не менее была в ужасе от этого металлического чудовища.
Кайцзун поначалу не понял причины ее ужаса; даже подумал, что ее суеверия немного смешны. Однако когда они уже уходили, он глянул назад, и ему показалось, что он увидел внутри этого адского доспеха, когда-то испепелившего невинного человека, холодную голубую вспышку. Присмотревшись внимательнее, он понял, что это всего лишь отражение света маяка, стоящего вдали и бросающего свой луч на пустынное кладбище и светло-серый пляж, прочерчивая призрачную полосу по поверхности моря, и временами превращающегося в яркую точку вдали.
Ночное море походило на дремлющего черного зверя, чье ровное мощное дыхание обладало гипнотической силой. Сюда ходили немногие. Многие годы назад эта земля стала братской могилой для безымянных тел тех, кто не смог тайно переправиться в Гонконг. Ло Цзиньчен глядел в окно машины на поднимающийся и опускающийся у берега прибой, будто в свете луны и маяка медленно сворачивалось и разворачивалось белое, как кость, погребальное покрывало. У его края виднелось оранжевое свечение, придававшее хоть какой-то теплый оттенок холодной картине.
Туда он и ехал, в место, которое люди между собой называли «Залом Благотворительности и Набожности». На Кремниевом Острове живые не нуждались в благотворительности, в ней нуждались лишь мертвые.
