Впереди было лишь падение, бесконечное падение.
Помогите!
Ощущение свободного падения ушло, на смену ему пришло нечто неподатливое. Мими поняла, что так и лежит на своей заплесневелой деревянной кровати. Проникающий сквозь веки неяркий свет подсказал ей, что уже начался новый день. Она уже неделю жила на территории клана Чень.
С тех пор как больше года мужчина из ее родной деревни лживыми посулами заманил ее на Кремниевый Остров, Мими впервые начала ощущать, что жизнь не настолько уже и плоха.
Каждое утро, около семи часов, все восемь женщин, жившие в этой хижине, просыпались в течение минут пяти. В будильниках не было никакой нужды, как и в петухах или каком-либо еще средстве. Они просыпались так, будто лучи света запускали некий биологический механизм, скрытый в их телах. Заправляли постели, умывались и чистили зубы у каменного корыта, покрытого зеленым мхом, и белая пена из корыта медленно стекала в квадратный пруд, откуда перетекала в пруд для промышленных и бытовых отходов, покрытый радужной масляной пленкой. Далее вода проходила долгий путь по трубам и канавам, но в конечном счете, как и все на этом острове, сливалась в море, без прикрас.
Все в точности как тот мошенник ее матери говорил: «Езжай на юг! Ей нужно ехать на юг! Все рабочие-мигранты едут на юг. О чем ты вообще раздумываешь?»
Но на самом деле Мими куда сильнее задевали другие его слова.
«Погляди, сколько присылают другим семьям денег их дети, каждый месяц. Что, ты все еще надеешься, что ее отец разбогатеет и вернется домой?»
Мими каждый раз с трудом сдерживала гнев. Сложно сказать, отчего она больше злилась – оттого, что тот мужчина безжалостно говорил им правду, или оттого, что иллюзии, которые ее мать так долго холила, лелеяла и полировала, разбились в один миг, будто дешевый глиняный горшок.
Она не уехала из дома в шестнадцать, как остальные девочки в деревне, только потому, что отец говорил, что заработает достаточно денег, чтобы оплатить ей учебу в колледже. Но письма от него приходили все реже, а деньгами и вовсе не пахло. Деревенские сказали матери, что многие мужчины, уехавшие в большие города, часто находят себе там других женщин и заводят новые семьи. Так что лучше ей принять это и надеяться только на себя. Дочери уже восемнадцать, пусть уезжает и учится сама жить в этом мире.
Мать ничего не говорила Мими, помогая ей собираться. Сунула ей в сумку большую банку пасты чили, которую сама приготовила, а потом обрезала ей волосы, даже короче, чем у ее младшего брата были.
Помни, Мими, не давай волосам отрасти длиннее, чем сейчас, сказала ей мать. А если заскучаешь по дому, съешь ложку моей пасты.
Мими обняла мать и плакала до тех пор, пока у матери рукава не намокли.
Совершенно вымотанные после двух дней и двух ночей в поезде, а потом еще и нескольких тряских переездов на местных грузовиках, нелегально перевозящих мигрантов, она и еще шесть человек наконец-то оказались на Кремниевом Острове. Все здесь было странным, все было в новинку. Влажный воздух, в котором от малейшего усилия тело покрывалось потом. Ночь, светлая, будто день, освещенная неоновыми огнями рекламы и бесчисленными экранами на улицах, заполняющими их, будто бестелесные духи. Вывески ночных клубов, соперничающих между собой в погоне за клиентами, по соседству с рекламой клиник по лечению венерических заболеваний. Пешеходы на улицах, смешно, почти сюрреалистически одетые, глядящие сквозь Мими и других приезжих, будто в пустоту.
Все это, конечно же, не имело к ним никакого отношения. Их место – в деревне Нанься, в трех километрах от города, в другом мире, мире, который они и представить себе не могли.
Тот мужчина врал так убедительно: «Ты будешь работать на утилизации пластика, это главная промышленность на Кремниевом Острове. У Босса Ло самые большие мастерские, и он лучше всего обходится с рабочими. Упорно работай, и пределом тебе станет только небо».
С тех пор она его никогда не видела. Представляла себе, как он появляется в других захолустных деревнях внутренних провинций, где повторяет все то же самое чьей-нибудь матери. «Езжай на юг! Ей надо ехать на юг!»
