Она решительно и настойчиво требовала, чтобы я пообщался с ней. Чтоб я вместе с ней порадовался удачной охоте и похвалил её.
И я, на ощупь, спросонья, опускал руку вниз, и тотчас усатая кошачья морда радостно тыкалась в мою ладонь. Я слегка поглаживал её и говорил:
- Молодец, Мурочка, молодец. Ешь сама свою добычу. Ешь.
И она, казалось, понимала мои слова.
Из-под кровати раздавались звуки, которые нельзя спутать ни с чем другим.
Началась кошачья трапеза.
Если же я ленился и не отзывался на её мяуканье, то от этого мне было только хуже. Она начинала орать громче, видимо, считая, что я её просто не слышу.
Приходилось реагировать!
Мой отец относился к домашним животным без сантиментов. Собака, по его мнению, должна была охранять дом, а кошка ловить мышей. Минимум общения и то, в основном, "брысь!" и "пошёл вон!" Я в душе не разделял такую точку зрения. Однако все мои попытки доказать отцу, что к животным нужно относиться иначе, не так жестко, не имели успеха.
Это уже потом, через много лет, когда отец постарел и стал, как все старики сентиментальным, я, попав под настроение, спросил его, почему он так потребительски относился к нашим братьям меньшим.
Отец задумался и сказал:
- Послушай, какое стихотворение мы учили во втором классе. Причём, оно было в учебнике! Не выучишь - получи двойку!
И он без запинки, выразительно, прочёл наизусть:
Гляди, Андрюха, - красота!
Пушистый кот - лови кота!
Поймаем - мех с него сдерём,
И станет кот утильсырьём!
Никогда в жизни я не носил причёску, именуемую "ёжик", но уверен - в тот момент, когда отец закончил чтение этого "детского" стишка, именно "ёжик" был на моей голове.
Без услуг парикмахера.
- И в каком году это было? - тихо спросил я. - В тридцать втором, наверное, - вздохнул отец.
- Такие тогда были вкусы, - виновато добавил он.
Мне всегда хотелось взять Мурку на руки и погладить её. Я видел, как радуется любому ласковому слову наш могучий Джек.
А ещё мне казалось, что Мурка очень хочет залезть ко мне в постель.
Признаюсь, несколько раз я тайком затаскивал её к себе под одеяло.
Но тут начинала звучать другая проблема. Именно звучать.
Оказавшись под моим одеялом, Мурка начинала мурлыкать. Сначала тихо, но затем всё громче и громче. Ещё громче.
- Тише, что ты тарахтишь, как трактор, - в досаде шептал я.
Но она не понимала, почему нельзя помурлыкать во всё горло. Видимо, в эту минуту жизнь казалась ей особенно прекрасной.
Но я чувствовал, что ещё минута, и нас услышат. Я представлял, какую взбучку устроит отец и мне, и кошке, если обнаружит её под моим одеялом.
- Иди отсюда, бессовестная, - бормотал я.
И выпроваживал свою квартирантку на пол.
Мурка сразу переставала мурлыкать. Она удивлённо смотрела на меня.
Вся её поза и выражение мордочки говорили о незаслуженном оскорблении, которое я нанёс ей своим грубым действием.
Но эта кошкина обида была мелочью по сравнению с тем, что происходило, когда мы с Муркой ходили на рыбалку.
Речка у нас была маленькая, но рыбёшка в ней водилась.
Серьёзных уловов, конечно, быть не могло, но на одну сковородку хватало. Оставалось и для кошки.
Рыба Мурке очень нравилась и как-то незаметно она стала регулярно ходить со мной на речку.
По каким-то неуловимым признакам она улавливала моё настроение и то, что я ещё не иду, а только хочу пойти порыбачить.
Она бежала к речке впереди меня и всё время оглядывалась, мяукала, словно сердилась, что я так медленно передвигаюсь.
Речка была совсем рядом с домом, поэтому дорога на рыбалку занимала у нас с Муркой немного времени.
Я садился на свисающий над водой пень от спиленной вербы. Мурка располагалась подле меня, и мы начинали ловить рыбу.
Кошка вела себя очень нервно.
Во-первых, она быстро сообразила, что характерное покачивание поплавка означает, что удача близка. "Потребительница продукции" сидела рядом со мной и с интересом смотрела на поплавок. Мы вместе смотрели на поплавок. Наконец, начинался клёв.
Мурка, казалось, понимала, что "процесс", как говорится, "пошёл". Она прижималась к земле и медленно приближалась к кромке воды.
