— Жаль, мы не знаем, как выглядит ваш свистун. Я пойду домой, у меня голова раскалывается, завтра поговорим.
— Завтра не рассчитывайте на меня раньше обеда. Я веду Дафнэ в мэрию, на кукольный спектакль. Айрис будет ожидать доктора Рейно, а моя мать займется генеральной уборкой у вас на улице Фонтен.
Узнав о такой перспективе, Виктор решил посвятить утро фотоделу, которое ему пришлось забросить из-за расследования. Ему нужно было бежать как можно дальше от веников и щеток, которые совсем скоро будут плясать сарабанду в его жилище.
25 сентября
При других обстоятельствах это было бы приятно — оказаться в центре внимания. Но сейчас Жозеф не слишком радовался тому интересу, который он вызвал. В праздничном зале мэрии установили скамейки, принесенные из соседней школы. На них теснились жены лавочников, буржуазки и служанки, пытающиеся усмирить свою детвору. За их ироничными взглядами скрывалась зависть к этому единственному среди них папаше с такой послушной девочкой. Дафнэ гордо восседала на его коленях, завороженная видом деревянной ширмы-будочки с алым занавесом, поставленной на возвышении. В первых рядах сидели дети постарше: девочки в бархатных платьях с кружевными воротничками и шляпках с завязками и мальчики в костюмах флотских офицеров и фуражках с козырьком. Они галдели, топали, шаркали башмаками по каменному полу, под удивленным и не одобряющим взглядом миндалевидных глаз маленькой девочки. Дафнэ не так часто выпадала возможность встречаться с другими детьми, и их поведение было ей непонятно. А еще она с нетерпением ожидала, когда наконец ей откроется чудесная тайна.
Сухая пожилая дама с седым шиньоном села за арфу и, едва поднялся занавес, принялась щипать струны. Дафнэ протянула ручонки, словно надеясь поймать мелодию, которая вдруг потекла, как извилистая речка. Но когда курносый круглолицый персонаж в коричневом суконном жакете и треуголке побил палкой бездельника за то, что тот стащил его яблоки, те же самые ручонки прижались к исказившемуся от страха лицу. Жозеф попытался успокоить дочурку, но кукловод, просовывая перчатки под платья кукол, тем временем пронзительным голосом озвучивал всех персонажей, и, к великому удовольствию публики, их проделки неизменно заканчивались взбучкой, какую Гиньоль устраивал Ньяфрону.[95]
Начался антракт, а за ним музыкальная интермедия, «Баллада толстых индюков» Эммануэля Шабрие,[96] которая успокоила Дафнэ. Жозеф старался развлечь малышку, подбрасывая ее на коленях — точно скакун, уносящий сказочную принцессу туда, где нет горя, — в далекую страну, в замок, защищенный рвами, толстыми стенами и пушками. Но вторая часть спектакля оказалась еще более мучительной. Кукольник остановил свой выбор на старых народных песнях. Песенки про кадета Русселя и его три дома,[97] дикого соловья и язык любви, о нантской темнице и ее узнике имели счастье понравиться Дафнэ. Но когда король приказал бить в барабан, а маркиза умерла, понюхав отравленный букет,[98] и потом, когда король Рено нес в руках собственные кишки, а земля поглотила его прекрасную супругу,[99] Дафнэ отчаянно разревелась. Няни и жены торговцев хмурили брови, глядя на девочку, которая извивалась, пытаясь выбраться из отцовских объятий. Апофеоз настал, когда Гиньоль, в окружении крохотных куколок, смело сразился с безумцем в окровавленном фартуке, который угрожал ему топором.
Трое маленьких детей
Собирали в поле колоски… —
прогнусавил кукловод, которого Жозеф уже тихо проклинал.
А когда вернулись,
Их убил мясник,
Разрезал на куски
А после засолил.
Жозефу пришлось побеспокоить с десяток раздраженных матрон, наступая им на ноги и рассыпаясь в извинениях, когда он ринулся к выходу, унося свою орущую наследницу, в то время как в песенке все еще только начиналось.
На улице Дафнэ отвлекли от ее переживаний мальчишки, бежавшие гурьбой из школы на улице Мадам: эти ожившие марионетки в коротких штанишках понравились ей куда больше страшной куклы-мясника. А румяная булочка, купленная отцом, окончательно примирила ее с действительностью.
Жозеф вытер дочке слезы, и они сели передохнуть на лавке перед церковью Сен-Жермен-де-Пре.
