— Она казалась старше его.
— Ее одежда? Прическа?
— С чего бы мне обращать на это внимание?
Недовольный инспектор встал. Дама оказалась упрямой. Однако официальный вызов на допрос, возможно, ее образумит. Заодно он пригласит эту кузину, Мишлен Баллю, так же, как и Виктора Легри, этого проныру, который вместе со своим родственничком перевернул вверх дном сарай перекупщицы. Выходя, он машинально провел пальцем по колпаку над камином. Ему пришлось долго тереть серый от пыли палец белоснежным платком, прежде чем он надел замшевые перчатки.
Арманда Симоне прислонилась к дверной раме. Она была в ярости. Какое право они имеют вмешиваться в ее частную жизнь? Неучтивые замечания, назидательные речи, немой укор по поводу чистоты жилища! Ей никогда не нравились визиты полицейских, и если этот наглец в перчатках надеялся ее запугать, то он ошибался, как и незнакомец, принудивший ее к молчанию.
Кэндзи и Виктор долго обсуждали книжные дела, пока Жозеф беседовал то со специалистом по Стендалю, то с последователем Огюста Конта, обрушив при этом целую гору книг в поисках фолианта для маркиза, увлекавшегося генеалогией.
Когда все разошлись, Кэндзи взялся за свои любимые карточки, терзаясь все тем же вопросом: если он хоть однажды уступит очарованию Евдоксии, означает ли это, что он потеряет Джину?
— Жозеф, найдите мне несколько книг по парфюмерии, — попросил Виктор, тихо добавив: — Есть новости, надо поговорить с глазу на глаз.
Как только они зашли в дальнюю комнату, он прошептал:
— Дайте мне ту зеленую ленточку!
Жозеф достал ее из блокнота, в то время как Виктор рвал сиреневую бумагу, в которую была завернута «Улыбка Индии». Они сравнили ленточки, одинаковые по размеру и текстуре.
— Вы записались на ускоренные курсы магии? Как вам это удалось?
— Пути Господни неисповедимы. Теперь пора нанести визит на фабрику «Романт». Я могу сделать вид, будто снимаю фоторепортаж.
— Отличная мысль, это поможет все выведать. Я сейчас туда позвоню. Завтра вас устроит?
— Я только что предупредил Кэндзи, что завтра мы с вами идем к Шанморю проверять списки иллюстрированных изданий.
— Готовьте ваш фотоаппарат, если они согласятся, я дам вам сегодня вечером по телефону два сигнала, а после отбоя — еще один. Это будет означать: встречаемся у моего дома в восемь утра.
Когда они вернулись, Эфросинья, засучив рукава, как живое воплощение Правосудия, вырисовалась в дверном проеме.
— Мама, я ж тебя просил…
— Я знаю, запретная территория! Бессовестный сын, это ведь твоя мать! А между тем бедняжка Мишлен так страдает из-за своего кузена, которого ты обещал разыскать. И вы тоже, мсье Легри!
— Мы очень заняты, но с завтрашнего дня…
— Ага, понятно, когда рак на горе свиснет! Скажи-ка, Жозеф, ты случайно не видел мою зеленую сумку?
— Нет.
— Ну и куда она могла запропаститься?
Она бросила подозрительный взгляд на сына, который притворился, будто листает книгу заказов.
— А это точно не ты?
— Что — я? Ну подумай, зачем бы мне понадобилась твоя зеленая сумка?
Эфросинья так яростно хлопнула дверью, что колокольчик чуть не отвалился. Кэндзи отвлекся от своей дилеммы и, опустив очки, пристально посмотрел на компаньонов.
— Мальчишки, играющие в конспираторов! Вам не совестно, в вашем-то возрасте!
Жозеф приготовился отпираться, но Виктор его опередил.
— Не могли же мы признаться Эфросинье, что кузен ее лучшей подруги завел шашни с торговкой сыром с центрального рынка!
Слово «шашни» вновь пробудило у Кэндзи угрызения совести, и он вернулся к своим карточкам.
24 сентября
Территорию фабрики окружала серая стена. За ней, в глубине парка, находилось собственно предприятие, а также лавки, склады и ателье. Навстречу Жозефу и Виктору, который нес на плече фотоаппарат на штативе, спешил низенький кругленький человечек в высоком, побитом молью цилиндре. Признав в гостях фотографа и его ассистента, он принялся исступленно махать им.
— Если он считает себя семафором, а нас двумя ореховыми скорлупками в море, то он недалек от истины, — проворчал Жозеф, поеживаясь на ветру.
— Приветствую вас, господа, вы, должно быть, из газеты «Пасс-парту»? Мне поручили показать вам наше предприятие. Мое имя Матиас Эрве, я — нос.
