Мрассу — Желтая река - страница 17

Кустарник у берега был невысок, не мешал забросам и в то же время хорошо скрывал меня от настороженных рыбьих глаз. Вода после небольшого переката круто падала, устремляясь в узкое пространство меж двух коряг, и образовывала симпатичный такой омуток, в котором наверняка пасся не один десяток отменных хариусов.

Осторожно, чтоб не задеть нависших над водой ветвей, я забросил удочку и тут же вытащил жадно заглотившего наживку хищника.

Никогда еще мной не овладевал такой азарт. Такое со мной бывало только на грибалке. Ходишь-ходишь по лесу — ничего, так себе, одиночки с крупными, чаще всего червивыми шляпками. И вдруг наткнешься на россыпь молодых волнушек, рыжиков или лисичек, сердечко у тебя екнет, по телу пробежит радостно-возбужденная дрожь, ты садишься на корточки и, забыв обо всем на свете, начинаешь срезать грибы. И передвигаешься этакой клушкой-растопырей, не шумишь, не подаешь голоса, даже на ауканье товарищей не откликаешься, пока последний грибочек не срежешь. И не от того это вовсе, что жаль тебе грибов для друзей, потом ты им сам из своей корзины с удовольствием отсыплешь, но вот самому побольше набрать — это есть, это, наверное, в психологии любого охотника заложено, и никуда от этого не денешься.

Азарт! Добрый охотничий азарт.

Вытягиваю второго хариуса, третьего, и тут слышу за спиной треск, пыхтенье, словно напуганный лось ломит через чащу. Это Валера не выдержал моего успеха и решил прийти на помощь.

— Ну чего тебе, места мало? — спрашиваю.

Валера не отвечает, становится рядом, спешно наживляет крючок, и его поплавок с громким хлюпаньем падает в воду. Я поторопился с подсечкой, вытащил пустую леску, снова забросил, но неудачно — поплавок упал возле коряжины, и крючок вместо рыбьей пасти вонзился в дерево.

По-рыбацки мне следовало оборвать поводок или леску, сделать новую снасть, не так уж это сложно, и продолжать рыбачить. Но разозленный поведением Валеры, я резко потянул удилище на себя, коряжина поднялась, взбаламутила воду, сорвалась с крючка и навела среди хариуса такого шороху, что до завтрашнего дня здесь делать было уже нечего.

Ты что — в уме? — взвинтился Валера. — Соображаешь?.. Тебе не рыбачить, тебе волнушечки собирать…

— Не твое дело.

— Крючок пожалел, да? Такую рыбалку испортить!

— Ты и испортил.

— Я? — Лицо Валеры пошло бурыми пятнами.

— Ты. Я ж тебя сюда не звал…

Этого Валера выдержать не смог. Он вломился в чащобу и через минуту исчез, оставив за собой глубокий пролом в густом прибрежном кустарнике.

«Странности, конечно, странностями, — думал я, — но не до такой же степени. Что мне — из-за его дурацких заскоков богу на него молиться, на коленках перед ним ползать? Дудки! Подумаешь — не он первый рыбу поймал! Нечего было по-шальному мотаться. Стоял бы себе и ловил… И тут тоже. Ну, перешел бы на омуток пониже, зачем обязательно рядом соседиться. А вообще-то нехорошо получилось, да еще в первый по сути день навигации. Если так пойдет — перелаемся, и весь отдых пойдет насмарку».

Я закурил, намазался «Дэтой» — начали донимать пауты — и не спеша стал спускаться по речке, останавливаясь на омутках, где судя по следам, уже успел побывать Валера. Зарыбачившись, я забыл и про обед, и про ссору и спохватился, лишь когда заметно попрохладнело, и стали сгущаться сумерки. Отыскал тропу и споро эашагал к лагерю.

Шел, злясь на себя и на Валеру. Ссора ссорой, а человек человеком. Для Валеры же, видимо, и эти понятия не существуют. Как он мог уйти, бросив меня одного? Ведь он даже не знает, ориентируюсь я в лесу или нет. И вообще, мало ли что может случиться с человеком в тайге; да еще в такой чертоломине. Можно в яму сверзиться, на сук напороться, оскользнуться, перебредая Мрассу, и хряпнуться головой о подводный камень…

И так мне до слез обидно стало, что захотелось, чтобы со мной что-нибудь случилось, и я представлял, как ползу по тайге с вывихнутой или переломленной ногой, сбиваюсь в темноте с тропы, валюсь в какую-то пропасть, теряю сознание, а ребята ищут меня, кричат, стреляют, но я их не слышу, и только на второй или на третий день они находят меня голодного, обросшего, изъеденного комарами, с распухшей посиневшей ногой. Навигация, разумеется, завершается не начавшись, меня везут в больницу, а Валеру исключают из флота по статье «за измену товариществу».