Кузьма сидел в дворницкой, и хотя он знал, что я непременно вернусь, моему появлению он явно не обрадовался.
«Как прогулялись, ваше высокородие?» — тем не менее, сделал он над собой усилие, расплывшись в фальшивой улыбке. — «Узнали, что хотели?»
— И даже больше, чем ты полагаешь! — ответил я, заставив Кузьму попятиться и опуститься на табурет. Сам я при этом остался стоять, всем своим телом, то есть — грозно, нависнув над ним. — Что же ты мне о телеграмме ничего не рассказал?
«О какой телеграмме?»
— О той, которая тебя в «Эрмитаж» привела!
Кузьма сделал удивленное выражение лица:
«Помилуйте, ваше высокородие! Да что же в ней такого?»
— Не понимаешь?
«Никак нет».
— Совсем-совсем? — мой голос понизился до свистящего шепота.
Кузьма вздрогнул и пустился в оправдания:
«Никак не мог я, ваше высокородие, знать, что вас бумажка заинтересует! Да и нет ее у меня больше… я же ее Алексею Никитичу оставил: он ее к своей книжке подклеил! А всё остальное я рассказал: честно, без утайки…»
— Без утайки, говоришь? — перебил я Кузьму и полусогнулся над ним: так, что мое лицо оказалось вровень с его разбойничьей мордой. — Как ты получил эту телеграмму? И не ври мне, слышишь?
Кузьма слегка отодвинулся — вместе с табуретом:
«Как же я мог ее получить, если не с почтальоном?»
— Вот я и спрашиваю: как?
На мгновение взгляд Кузьмы стал цепким не по чину, но тут же вновь превратился в буриме придурковатости и наивной откровенности. Тем не менее, эта перемена от моего внимания не ускользнула, и я, моментально взяв ее на заметку, тактику решил переменить.
— Ладно, Кузьма, — обыденным, без угрозы, тоном произнес я, выпрямляясь и отступая от табурета. — Вижу, тебе и вправду больше нечего мне сказать.
«Поверьте, ваше высокородие…»
— Верю, верю! — я бросил взгляд на выход из дворницкой и протянул раскрытую ладонь. — Ключ давай!
Кузьма поднялся с табурета, подошел к настенной доске с ключами и протянул мне нужный:
«Вот. Он заедает немного, так что…»
— Разберусь.
«Может, мне с вами пойти?»
— Да на кой ты мне там сдался?
Кузьма не только не стал настаивать, но и выдохнул с облегчением. Поняв же, что уж выдох-то этот я точно приметил, он быстро пояснил:
«Работы у меня много… видите, как снежок подмочило: убрать бы надо! Неровен ведь час, кто-нибудь и голову сломит!»
Снежок и впрямь «подмочило», как выразился этот мошенник. Утром, вы помните, намело, но с оттепелью снег потек, превращаясь местами в скользкие наледи. Убрать это безобразие и вправду следовало, но вряд ли это была работа для старшего дворника. Кузьма явно собирался заняться чем-то другим, причем заняться срочно!
Я вышел из дворницкой и сделал вид, что направляюсь в парадную. Однако в дверь-то скользнуть я скользнул, но притаился за нею так, чтобы иметь приличный обзор: через щелочку. В эту щель я замечательным образом видел перемещения Кузьмы, сначала вышедшего на двор и оглядевшегося, а затем из образованного флигелем и спуском в подвал закутка доставшего пару довольно объемных, но явно пустых ящиков[16].
С этими ящиками Кузьма вернулся в дворницкую и на приличное время пропал. Затем он снова вышел во двор — уже сгибаясь под тяжестью нагруженных чем-то ящиков — и вновь оказался у закутка. Там он, поставив ящики на землю, повозился с замком подвала, распахнул створки спуска в него и, сам туда не суясь, спустил по наклонному пандусу ящики. Они сползли с изрядным скрежетом: Кузьма заозирался. Меня он, впрочем, не заметил, как не заметил и то, что дверь, за которой я стоял, была приоткрыта. В любое другое время этот явный непорядок обязательно привлек бы внимание какого-никакого, но все-таки старшего дворника. Теперь же мысли Кузьмы витали где-то настолько далеко, что он, скользнув по приоткрытой двери взглядом, значения этому факту не придал.
Справившись с ящиками, захлопнув створки спуска в подвал и вновь заперев их на внушительного вида замок, Кузьма выпрямился и начал без всякого дела слоняться туда-сюда по двору. Чего он ждал? О чем думал? — неизвестно.
Минуты бежали, ничего не менялось. Но вот, наконец, Кузьма, минуя дворницкую, пошел к арке и исчез со двора. Я вышел и первым делом проверил замок на створках: был он и впрямь солидным — с таким без мощной фомки не совладать! Впрочем, я и не собирался ломать его самостоятельно, как не собирался ломать и прямо в тот момент. Напротив: убедившись в том, что никто в подвал — помимо самого Кузьмы, разумеется, буде он решил бы вернуться — не попадет и ящики не стянет, я, наконец, отправился к несчастному спившемуся жильцу. А в том, что этот человек был вовсе не преступником, как мы с вами — с подачи Можайского!..
