— Молча?
«Боже мой!» — Некрасов, уже и сам вполне понимая, жертвой какого обмана он стал, расстроился окончательно. Страха в нем больше не было ни на грош.
— Значит, молча?
«Да! Как же я раньше не сообразил? В гостиной он ни разу не издал ни звука!»
— И еще вопрос…
«Слушаю!»
— В гостиной есть окно. Но в коридоре окон нет. Вы и в коридоре видели призрак?
«Никогда!»
— То есть, появившись в гостиной, призрак исчезал, едва вы оказывались в коридоре, и снова появлялся, как только вы входили в кухню?
«Да!»
— И только тогда начинал говорить!
«Совершенно верно! Господи! Какой я дурак…»
— Да: теперь всё совершенно ясно.
«Синематограф?»
Я, хотя и был уверен в правильности моих основных догадок, все же с сомнением покачал головой:
— Нет, не совсем. Вы верно подметили насчет цвета. Не думаю, что кто-то в силах снять столько подходящего материала и раскрасить его вручную по кадрам. Ведь призрак статичным не был?
«Не был».
— Тогда это слишком сложно для синематографа.
«Но что же?»
— Нечто подобное.
«Например?»
Я задумался. И вот тогда-то меня осенило:
— Волшебный фонарь! — воскликнул я…
— Ничего подобного, — перебил Чулицкого Саевич, и все мы вздрогнули от неожиданности. — Принцип похож, но это — не волшебный фонарь.
Михаил Фролович немедленно потребовал объяснений:
— Так-так-так… а вы, оказывается, знаете больше, чем говорите? А ну: живо выкладывайте!
Саевич вздохнул:
— Да что же у вас за манера такая, Михаил Фролович — на людей с подозрениями набрасываться? Не знаю я ничего.
— Вы же сами сказали…
— …что это — не волшебный фонарь, — снова перебил Чулицкого Саевич. — Да. Сказал. Но не потому, что знаю, что там использовалось, а потому что уверен в том, что это — не фонарь. Как-никак, а я — художник! Мне ли не знать, что можно реализовать при помощи фонаря, а что — нельзя?
— Допустим. — Чулицкий прищурился, подозрение в его взгляде сменилось чем-то похожим на азарт. — И что же это, по-вашему, было?
Григорий Александрович пожал плечами:
— Учитывая вполне естественную, насколько я понял, скорость движения объекта — призрака то бишь, — это был проектор фотографических пластин с быстрой и при этом автоматизированной подачей. Наподобие… гм… — Саевич ненадолго задумался. — Наподобие транспортерной ленты.
— Транспортерной ленты?
— Да. — Саевич кивнул, но, как это ни странно, без особой уверенности.
— Вы не уверены?
— Видите ли, есть более простой метод: тот же, что реализован в проекторе для синематографа. Вы просто вращаете ручку, в круговращение приводится катушка с пленкой, кадры меняются с нужной частотой. Но в случае с фотографией…
Григорий Александрович замолчал.
— Ну? — поторопил его Чулицкий. — Что — в случае с фотографией?
— Теоретически, — пустился в рассуждения Григорий Александрович, — этот же принцип можно реализовать и с фотоснимками, тем более что принципиальных отличий между пленками для фотографирования и для синематографа нет. Но это — между пленками! А если снимать на пленку, то мы опять столкнемся с проблемой цвета, что делает подмену процессов неоправданной. Кроме того, длина фотографической пленки — во всяком случае, известной мне — всего-то и составляет, что сотню кадров, причем сто — это максимум[24]. Для полноценного же воспроизведения сложных движений, сложного поведения этого недостаточно. Пришлось бы склеивать воедино множество «обрезков», что, безусловно, возможно, но что, как и с цветом, делает подмену процессов — фото- и киносъемок — неоправданной. Таким образом, мы неизбежно возвращаемся к идее волшебного фонаря, но фонаря серьезно усовершенствованного. Фонаря, у которого, как я уже сказал, должна быть быстрая автоматизированная система подачи пластин. Нельзя допустить — по крайней мере, на основании данного вами, Михаил Фролович, описания, — что кадры, то есть пластины менялись в аппарате по старинке: через выдвижной затвор с ручной сменой каждого кадра. В этом случае эффектного представления не получилось бы.
— Так вы определились с типом аппарата и привода?
— Пожалуй.
— И на что же ставите?
— Ставлю? — не понял Саевич.
— Как! Вы не хотите заключить пари? — Чулицкий явно уже подзуживал фотографа. — По маленькой?