— Кстати, из-за тебя я оставил на столике отличный бутерброд с ветчиной, — предъявил я счет Сигне.
— Тьфу на твой бутерброд с ветчиной. Я приготовлю что-нибудь ужасно вкусное.
— Что? — подозрительно спросил я.
— Сейчас посмотрю, что есть в холодильнике… Садись же и перестань выглядеть таким англичанином.
— А как выглядят англичане? — Я уже не напоминал, что я ирландец.
— Смущенными. — Она хихикнула. — Слишком много локтей и слишком много коленок.
Я осторожно опустился в плетеное кресло, предварительно сбросив с него летние женские брюки, бюстгальтер, халат, страницу письма по-фински, баночку крема «Пондз», флакон дезодоранта и чашку, наполовину заполненную остывшим кофе.
— Ага, вот и он, — сказала Сигне, забежав в комнату, и забрала чашку с холодным кофе. — Тебе с сахаром и сливками?
— Со сливками, без сахара.
Вытянув ноги, я сушил брюки перед камином, когда вернулась Сигне. Она принесла поджаренный бутерброд с окороком и кофе.
— С Харви все кончено, — сказала она. — А из тебя идет пар.
— Из меня всегда идет пар, когда я наедине с девушкой. Что случилось?
— Я больше не могла терпеть его. Все эти его настроения. Сейчас он улыбается, а в следующую минуту смотрит волком.
— Все правильно. Со мной он ведет себя точно так же. Это у него замечательно получается.
— Он даже с Мидуинтером так себя ведет. Они тоже сыты им по горло.
— Кто?
— Организация. Даже наша организация сыта по горло его настроениями.
— Но от этого он не становится менее полезным, — сказал я.
— Становится, потому что все ненавидят его, ведь так?
— Да, думаю, что так, — улыбнулся я.
— Он сказал мне, что убьет тебя. Я так за тебя перепугалась.
— Приятно узнать, что за тебя кто-то переживает. Но зачем Харви убивать меня?
— Разве ты не знаешь?
— Нет, не знаю.
— Совсем не обязательно на меня кричать, — обиделась Сигне.
Я не заметил, как повысил голос.
— Нет, не знаю, — тихо повторил я.
— Мог бы сказать так же и в первый раз, — смягчилась Сигне. — Потому что ты следишь за ним.
— Ты же сама в это не веришь.
— Нет, я верю в это. Ты переиграл. Ты все время притворялся, что не знаешь, кто такой Генерал Мидуинтер и что это за организация. Таким несведущим, каким ты притворялся, сегодня быть нельзя.
Сигне ждала, что я отвечу.
— Это может означать, что я либо злодей, либо дурак.
Сигне согласилась.
— Харви думает, — спросил я, — что Мидуинтер нанял меня шпионить за ним?
Сигне подставила мне губы.
— Поцелуй, поцелуй меня, — сказала она. Я подошел к ней и чмокнул в губы.
— И это ты называешь поцелуем? — надулась она.
— Пока хватит, — ответил я грубовато.
— Генерал Мидуинтер считает, что ты должен поселиться здесь со мной.
— Опять врешь, Сигне?
— Нет, правда. Он не любит пользоваться гостиничными коммутаторами для передачи приказов. Организация оплачивает обе мои квартиры — и в Нью-Йорке, и в Хельсинки, — так что я не могу спорить, когда мне присылают гостей. Я уже все для тебя приготовила. Пойдем посмотрим.
Я вошел в спальню. Там стояла двуспальная кровать с простынями в цветочек. На подушке лежали пижама и пеньюар.
— Наш будуар, — гордо сказала Сигне. Она открыла гардероб и сдвинула вешалки, освобождая место для моих предполагаемых костюмов. Я дернул дверцу стенного шкафа, и на меня посыпались туфли. Около пятидесяти пар туфель Сигне. Она захлопала в ладоши и засмеялась.
— Я люблю туфли, — сказала она. — Я люблю туфли.
Она набрала их полные руки и стала убирать обратно с преувеличенной осторожностью, аккуратно подравнивая носки. Она даже говорила, не отводя взгляда от туфель, словно обращаясь к ним.
— Ты останешься? — с тревогой спросила она. — Я ужасно боюсь по ночам. Коты переворачивают мусорные ведра, и так гремят… А на прошлой неделе кто-то залез в вестибюль, разбил зеркало и сломал дверь. Поэтому все так ужасно выглядит. Полиция поймала хулигана, но на другой день в «ягуаре» прикатила его мамаша и сунула домовладельцу триста долларов, чтобы он не подавал в суд. Ты ведь останешься, правда?
Она обхватила меня руками и провела кончиками пальцев по позвоночнику.
— Не хочу, чтобы ты трусила по ночам, — сказал я.
Я вернулся в гостиницу и собрал вещи: бутылку с остатками виски, две книги в мягкой обложке («Тридцатилетняя война» Уэджвуда и «Полный путеводитель по Нью-Йорку»), один шерстяной костюм, четыре рубашки, носки и нижнее белье. Все уместилось в одном маленьком чемоданчике из фибрового картона.
