— Храни Иисусову молитву! Это пройдет. Это — буря, нападение. Все отступит. Если ты будешь этому противостоять, крепко держать фронт, если не потеряешь отваги, это отступит. Такова тактика диавола: нападать, чтобы прорвать фронт, разрушить стену, стремительно, как водный поток, ринуться в пролом и затопить, обрушить все, что стоит. Крепко держи стену — и он отступит.
И помыслы, конечно, отступали.
* * *
Старцу я открывал все. Искренне и чисто исповедуясь ему, я ничего не утаивал от него, ибо знал, что иначе буду оставлять гнилое в душе. Но всякая гнилая вещь имеет свой запах, свое зловоние, которое могло пропитать мою душу, а тогда я не смог бы чувствовать себя хорошо. Приходил какой-нибудь помысл — и в душе все переворачивалось вверх дном. «Постой-ка, — говорил я себе, — если я так это дело оставлю и приму этот помысл, что тогда будет?»
Например, пришел ко мне как-то плохой помысл о Старце. Старец был болезненным человеком и не мог на своем правиле осенять себя широким крестным знамением. Поэтому он крестился мелко. А из-за опухших от водянки ног он не мог полагать полных земных поклонов. Что же он делал? Он подходил к валуну и делал поклоны, опираясь на него. В старости он понуждал себя так же, как и в дни своей юности. Он, по всей видимости, думал: «Богу известно, что я могу только так».
И я и Старец совершали правило во дворе. Он — возле своей каливы, а я — немного поодаль. Когда бывала ясная ночь и светила луна, мне был виден Старец, а Старец видел меня. Я видел, что он кладет мелкие кресты, и помысл мне говорил: «Разве это крестное знамение? Почему Старец не кладет его правильно? Как на балалайке играет!» Поскольку я старался всегда быть честным пред Богом и Старцем, я вознегодовал, восстал на самого себя. Ведь я мог совершить ошибку и поверить лжи, вопреки моей прежней вере в этого человека. Ведь я знал, что достаточно было поверить одному лукавому помыслу, чтобы разорвался духовный союз и я разлучился со Старцем. Ибо если поколеблется вера в духовного наставника, то затем теряется и доверие, затем разрушается и любовь, а после этого — попробуй-ка оказывать послушание! Поэтому я говорил себе: «Щенок слепой, за собой смотри! Старец — больной человек. Этот маленький крест Старца равносилен твоим десяти, потому что ты молод, а он старик. Разве ты совершил то, что совершал Старец, когда был моложе? Ты даже мизинца его не стоишь. Так что когда ты доживешь до его лет, ты вообще будешь тряпкой, не сможешь сделать ни большого, ни малого крестного знамения». А если я замечал, что помысл упрямится, я брался и за палку: «Получай и это, чтобы усвоить урок! Вот тебе, вот тебе, вот тебе!» Так, браня себя, я отсекал помысл. Я успокаивался. Но через какое-то время помысл начинал нападать на меня снова. Помысл был сильнее меня, хотя мне и удалось на время его отогнать.
Тогда я открыл его Старцу:
— Старче, такие дела.
И этот многоопытный, удивительный человек сказал мне:
— Все это чепуха, не бойся. Ты как тот брат из патерика, который запутался и говорит: «Старче, столько помыслов, столько страстей! Как я смогу их вырвать? Ради Господа Бога, помоги, Старче, я запутался!» И опытный авва ему ответил: «Дитя мое! Помыслы не наваливаются все вместе, страсти не восстают все разом, чтобы тебя задушить». Вот на тебя напал плотской помысл — бей его! Отсеки представление, то лицо, которое тебя соблазняет, прогони его, сотри его, как ты стираешь беса из своего представления, как ты стираешь какого-нибудь разбойника, который приходит к тебе в твоем воображении. Ты стирай это так, как стирают что-нибудь губкой с доски. Сотри образ и держи Иисусову молитву. И дело кончено. Ты разделался с помыслом. Его больше нет. Если он придет опять — снова с ним разделайся. Так приходит к тебе помысл нерадения и говорит тебе: «Спи!» Ты же ему: «Нет, зачем я буду спать?» Помысл тебе говорит: «Скажи такое-то слово». А ты ему: «Не скажу!» Вот, пожалуйста, так это делается.
* * *
Иногда у Старца случалась обычная икота. Воспользовавшись этим, диавол нашел ко мне еще одну лазейку, поскольку у меня было и есть много гордости и я много думал о себе. Ведь в миру мы старались жить по-христиански, из-за этого нас превозносили до небес и в итоге раздули мое мнение о себе и мою гордость. Конечно, когда я пришел к Старцу и прошел через печь его воспитания, тогда увидел, что я — дырявое сито.
