Нет слов, чтобы описать страдания сжигавшей меня мучительной страсти, и нежная красота окружающей обстановки только усугубляла мое горе. Казалось, из создавшейся ситуации не было выхода. Неужели запутанные земные страсти могли заставить нас пожертвовать бессмертными планами великого музыкального сотрудничества? Я не могла отослать ученицу из школы, которая ее воспитала, и в то же время было невозможно каждый день видеть их любовь и удерживаться от проявления своей досады. Положение было безвыходным. Оставалась только возможность подняться на небывалую духовную высоту надо всем этим; но, несмотря на все мои несчастья, постоянные упражнения в танцах, длительные прогулки по холмам, плавание в море пробуждали у меня хороший аппетит и земную силу эмоций, которые было трудно контролировать.
Все продолжалось таким образом, и в то время как я пыталась обучать своих учениц красоте, спокойствию, философии и гармонии, внутренне корчилась в тисках ужасных мучений. К чему бы в дальнейшем привела такая ситуация, я не знаю.
Единственное средство, которым я обладала, – напустить на себя притворную преувеличенную веселость и попытаться утопить свои страдания в крепких греческих винах, что я и делала каждый вечер, когда мы ужинали у моря. Возможно, существовал какой-то более благородный способ, но я не смогла тогда найти его. Во всяком случае, это всего лишь мои жалкие человеческие опыты, и я пытаюсь отразить их здесь. Имеют ли они какую-то ценность или не имеют, возможно, они хотя бы послужат руководством, «как не надо поступать». Но вероятно, каждый ищет свой путь, как избежать несчастья и мучений.
Этой невыносимой ситуации положил конец странный удар судьбы, причиненный таким пустяком, как укус злобной маленькой обезьянки, укус, который оказался фатальным для молодого греческого короля.
Несколько дней он находился между жизнью и смертью, а затем пришло печальное известие о его смерти, и это привело к перевороту и революции, Венизелосу и его партии пришлось уйти, а нам – уехать, поскольку мы были приглашены в Грецию в качестве его гостей. Так что мы тоже пали жертвами политической ситуации. В итоге все деньги, которые я потратила на перестройку Копаноса и устройство студии, пропали, и нам пришлось оставить мечту основать школу в Афинах, сесть на пароход и вернуться через Рим в Париж.
Какое странное мучительное воспоминание оставило во мне это последнее посещение Афин в 1920 году, возвращение в Париж и возобновившаяся там с новой силой боль и, наконец, расставание и отъезд моего Архангела и моей ученицы, которая тоже покидала меня навсегда. Я ощущала себя жертвой всего происшедшего, но моя ученица, казалось, придерживалась совершенно противоположного мнения и с горечью порицала меня за мои чувства и за то, что я покорно не отреклась от них.
Когда наконец я оказалась одна в доме на рю де ла Помп, в Бетховенском зале, где все было готово к восприятию музыки Архангела, мое отчаяние не знало границ. Я больше не могла выносить вида этого дома, где я была так счастлива когда-то, в действительности я испытывала страстное желание бежать из него, из этого мира, поскольку в этот момент считала, будто мир и любовь умерли для меня. Как часто в жизни человек приходит к подобному заключению! А если бы мы могли заглянуть за соседний холм, то увидели бы, что там находится долина цветов и счастья. Особенно меня возмущает вывод, к которому пришли многие женщины, будто после сорока лет обладающая чувством собственного достоинства женщина должна отказаться от физической близости. Как это неверно!
Как странно ощущать жизнь тела на протяжении всего таинственного земного пути. Сначала робкое, хрупкое тело юной девушки, какой я когда-то была, затем превращение в отважную амазонку. Потом увенчанная венком из виноградных лоз вакханка, напоенная вином, мягко падающая и неспособная сопротивляться натиску сатира; плоть ее набухает, разрастается, становится сладострастной; грудь становится столь чувствительной к малейшему любовному чувству, передавая поток наслаждения через всю нервную систему; любовь теперь превращается в розу в полном цвету, плотоядные лепестки которой неистово смыкаются над своей жертвой. Я живу в своем теле, как душа в облаке, – в облаке из роз и чувственных откликов.
