— Давайте еще раз посмотрим иллюстрации?
Иллюстрации? Вот же черти буржуи: и говорят-то не по-человечески. Я неопределенно кивнул. Боря перевернул страницу и, ткнув пальцем в тощее чучело на кляче — в латах, с копьем и как бы сложенное из нескольких карандашей, — воскликнул: «Несравненный рыцарь Дон-Кихот!» Я понял, что иллюстрации — это картинки, а они меня всегда интересовали. Мы уселись на диван. Боря взгромоздил книжищу себе на колени и, всякий раз переворачивая страницу, громко возглашал:
— Прощание с Дульцинеей из Тобоза!.. Дон-Кихот Ламанчский на Росинанте подъезжает к постоялому двору… Хитроумный идальго отбивает у язычника золотой шлем Мамбрина!.. Санчо Панса — губернатор острова!..
Когда из госпиталя вернулся доктор Михайлов, мы уже наперебой читали подписи под иллюстрациями и дружно хохотали. Я встал с дивана, чтобы идти домой. Младший Кучеренко умоляюще схватил моего опекуна за рукав припорошенного снегом пальто.
— Еще так рано, дядя Миша! — Он с живостью обратился ко мне: — Ведь вам, Боря, не хочется спать? И мне совсем, совсем не хочется. Папа, ну попроси ты.
Профессор с улыбкой посмотрел на доктора.
— Вы собираетесь ложиться?
— Не совсем. Еще хочу почитать Фрейда: в Западной Европе его теория психоанализа — последний крик моды! Просто, может, вам пора, и наш Боря…
— О нет! — Профессор Кучеренко ласково кивнул в нашу сторону. — Видите, тут, кажется, завязалась настоящая дружба.
Боря обрадованно вскочил с дивана, захлопал в ладоши.
— Мы сейчас достанем игрушки и устроим морское сражение. Давайте?
Я замялся, не зная, как отказаться. Ребята у нас в интернате смеялись над одним словом «игрушка».
Вероятно, Боря принял мое молчание за согласие, полез под отцовский письменный стол, и на лысый вытертый ковер, застилавший пол комнаты, «выплыл» большой, склеенный из картона корабль. Я такого корабля никогда не видел: с мачтами, трубами стального цвета, словно покрытый броней. На палубе выстроились загорелые матросы в черных бушлатах, в лихих бескозырках, усатый боцман с желтой сияющей дудкой — все искусно вырезанные из ватманской бумаги. На мостике возвышался капитан, мрачно вздрагивали длинные хоботы орудий.
— Линкор «Марат», — торжественно возглашал Боря, высовывая голову из-под стола и двигая новый корабль. — Крейсер «Смелый». Миноносец «Орел»…
Я замер, не зная, на что решиться. Изумление мое увеличилось, когда по ковру покатилась дальнобойная артиллерия. Пушки имели колеса, зеленые деревянные лафеты; стволы были нарезаны из медных трубок. Батареи стреляли горохом; боек оттягивался при помощи тугой резины.
— Давай разделим флот, — горячо предложил Боря, незаметно переходя на «ты». — Я высажу войска вот на этом острове. — Он схватил со стола портфель отца, бросил на пол. — А ты отбивай его у меня. Начали?
Я с усмешкой стал расставлять свои корабли под столом — в «бухте», огораживать их «молом» — книгами, одной из которых был толстенный «Дон-Кихот». Я сделал вид, что играю лишь из вежливости к маленькому хозяину. Однако не прошло и десяти минут, как вошел в азарт, и неизвестно, кто из нас проявил больше пылу в разгоревшемся морском сражении. Мы оба громко отдавали команды, гудели, как пароходы, и cтpeмитeльнo ползали по «морю» — ковру, заставляя отступать к стене смуглую сухощавую профессоршу.
Развести нас удалось только за полночь.
— Приходи завтра, Боря! — кричал тезка, провожая меня до двери. — Ладно? Я учусь во второй смене с часу дня. Как проснешься — сразу ко мне, у нас и чай попьем. Можно, папа?
Профессор улыбнулся.
Чудные на свете бывают буржуи!
Ложась спать на полу в Михайловской комнате, я тоже мечтал, чтобы поскорее наступило утро и мы с Борей Кучеренко могли продолжать морской бой.
…Четыре дня спустя, в субботу, мы с доктором Михайловым подъезжали к дачной станции Клавдиево. В сумерках за льдистым вагонным окошком качались посиневшие сугробы, вешки, занесенные снегом. Полупустой состав погромыхивал на стыках, я крепко держал под мышкой толстенную книгу «Дон-Кихот», которую взял «перечитать». Что-то ждет меня впереди? Каковы эти Сидорчуки, которых я сейчас увижу?
