Я почувствовал облегчение. Теперь мне даже не верилось, что я столько времени поддерживал огонь на ее алтаре — давно надо было ее на нем же и сжечь. Три года я надеялся, что однажды она ко мне вернется. Я даже отношения завязывал с тем расчетом, что срок годности у них будет короткий. Потому что хотел всегда иметь возможность мановением руки от них избавиться — по первому сигналу Агги. Никто из них не был мне нужен. Я просто не хотел быть один. Я их использовал. В школе, если про тебя говорили, что ты кого-то используешь, это было третье по тяжести оскорбление. Хуже было только «пошел ты… вместе со своей мамой» и «я с тобой не дружу». Это значило, что люди тебе нравятся не сами по себе, а потому что ты можешь от них что-то получить. В каком-то смысле я использовал Агги. Я получил кого-то, кто слушал, как я жалуюсь на жизнь, кого-то, с кем можно посмотреть пару серий «Черной гадюки», кого можно поцеловать, когда мне одиноко, кто поймет меня и сделает так, что все будет хорошо, когда на самом деле все плохо. Она взамен не получила ничего. Она была моей Легендарной Девушкой, но я не был ее Легендарным Парнем. Я только сейчас это понял, но было уже поздно.
Я позвонил ей еще раз. Ответил ее парень.
— Агги дома? — спросил я, совершенно не представляя, что я ей скажу.
— Она в ванной. Кто это? Это Вилл?
Лгать не имело смысла.
— Да.
— Ты ее очень расстроил, дерьмо ты собачье. Я бы не прочь прийти к тебе и вбить в твою башку немного вежливости.
Я забыл, что хотел сказать.
— Да ты понятия не имеешь, какая она стерва. Просто не представляешь. Но ты еще узнаешь. Поймешь, когда она переспит со всей твоей командой по регби. Она уже, наверное, начала с нападающих. Потом пойдет тайтхед, потом лусхед, потом хукер, потом фулбек… Да что я говорю? Она их всех уже обработала, одного за другим. Ага. И теперь очередь за командой противника…
Я не услышал, что он собирался мне ответить, потому что бросил трубку. Я только что совершил подлый и злой поступок, но мне было плевать — как ей было плевать на меня. Я заметил клочок бумаги, на котором написал номер Агги. Я взял его и направился на кухню, прихватив по дороге ее фотографию. Включив газ, я одновременно поджег карточку и бумажку с номером. Когда язычки пламени добрались до моих пальцев, я уронил бумагу в раковину и тупо стал смотреть, как она превращается в серый пепел. Я был готов к тому, что включится пожарная сигнализация, но этого не случилось. Я пустил воду. Размокший, пепел забил водосток.
Чтобы отпраздновать свободу, я закурил «Мальборо Лайтс», открыл окно и сел на подоконник, хотя на улице моросило. Я ожидал почувствовать, что у меня гора свалилась с плеч, но ощущения были прямо противоположные. Я всегда втайне считал себя существом, наделенным интеллектом. Я думал, что я куда умнее среднего обывателя. Поэтому мне было нелегко узнать, что я такой же болван, как и все остальные.
Пепел упал мне на ногу. Я хотел его стряхнуть, но не стал, потому что было не больно.
Через некоторое время мне стало холодно, джинсы промокли до трусов, а капли на стеклах очков не позволяли ничего видеть. Вернувшись в комнату и забравшись под одеяло, я подумал — интересно, о чем думает Агги в эту секунду. Она думает, наверное, что я спятил — позвонить ей вдруг, ни с того ни с сего, три года спустя… Может, все дело в симметрии. Воссоединение ровно через три года после того, как она меня бросила, замечательно вписывалось в мои романтические представления о ней. Ну что за девчонка, а! Возвращается назад ровно в тот день, когда она меня послала, — это было бы стильно. Я сел и провел некоторые подсчеты. Три года я провел в мечтах, что она ко мне вернется, — примерно 11,5 процентов моей жизни. Я оглядел комнату в поисках подходящей метафоры и наткнулся на недопитую банку кока-колы. Не сразу, но я высчитал, что 11,5 процентов от 330 мл будет — очень примерно — три глотка! «Дерьмо собачье! Я потратил впустую три глотка из своей единственной банки колы!»
В ванной, включив свет — а с ним и вентилятор, я живо обсудил это сам с собой. Обращаясь наполовину к плакату Одри Хепберн, наполовину к зеркалу на стене, я сказал себе, хватит. Я больше не потерплю того, что моя жизнь похожа на болото. Ничто не остановит меня, и я сделаю все, о чем до этого только рассуждал, вечно находя причину отложить практические действия на потом. Последние три года я жил, как в тюрьме. Я ходил в одни и те же места, общался с одними и теми же людьми, слушал одну и ту же музыку — я превратил свою жизнь в памятник Агги. Я стал главным хранителем Национального Музея Бывших Девушек. Я застрял в прошлом и оказался не в состоянии приблизиться к своему будущему. Потому что все, чего я хотел, тоже осталось в прошлом. Все. Хватит. Определенно, черт возьми, хватит.