Снечкин, глядя в пол, неторопливо басил:
- Душу ты, Гор, из людей вынимаешь своей красотой, это верно. Но сколько ж можно одной фигурой забавляться? Мечешься, ищешь, улучшаешь... У нас, у инженеров, есть правило: после третьего-четвертого варианта отбирать у человека работу, а то он зациклится, пойдут вечные улучшения - и никаких результатов. Добиться совершенства невозможно, совершеннее всего пустота.
- Не понимаешь ты, Боря, в нашем деле, хотя чего иного ждать от дилетанта? - Галя Николаевна вынеслась на середину комнаты и наверняка протаранила бы Снечкина, если бы тот не погрозил ей загодя тростью. Это Галю Николаевну не смутило, она круто развернулась и с места в карьер накинулась на Фогеля: - Куда какое искусство - перестановка куклы на потребу торговой администрации! Фантазия на тему манекена! Фи, Георгий, вы дискредитируете жанр. Занимались бы чистой скульптурой, я сама ваяла в юности. Но нет, где там, вы рожаете Галатею, ищете сверхвыразительную пластику! Что же после вас останется, а? Никаких следов. Колебания воздуха...- Галя Николаевна заметила меня, подлетела, отобрала нож: - А ты зачем здесь, девочка? Иди-иди, я сама кекс порежу.
- Нюта, расставь, пожалуйста, голубой чайный сервиз,- перебил ее Фогель, незаметно мне подмигивая. Он-то понимал, как мне интересно, как не хочется уходить.
Я тоже ему подмигнула. И стала нарочно медленно вынимать чашки из серванта и по одной носить на стол.
Галя Николаевна недовольно сморщилась, бросила резать кекс:
-- И потом, дорогой Георгий, вы давно не выставлялись. Ну, хотите, я договорюсь о вашей персональной выставке?
- Зачем ему мелочиться? - Калюжный вынул трубку изо рта и захохотал.Нам с вами и не снилась аудитория, какую он имеет ежедневно. Кроме того, за это ведь неплохо платят...
- Миша, я требую вести себя прилично! - тонким голосом закричал Фогель.
- Ну-ну, не буду, не буду, я пошутил. Все знают, какой вы бессребреник, за идею страдаете.
Калюжный широкими шагами подошел к камину, постучал черенком трубки по изразцам, точно отыскивая пустоты, с таинственным видом, как тайник с золотом, отворил дверцу и вытряхнул пепел.
Я прыснула.
- Девочка! - Галя Николаевна нахмурилась.
- Меня зовут Аня,- подсказала я, чувствуя спиной молчаливую поддержку Фогеля.
- Да-да, знаю. Так вот, девочка, не могу ли я попросить у тебя стаканчик водички?
Я украдкой скорчила ей рожицу, пошла в кухню, налила стакан воды, жалея, что без меня скажут самое интересное. Но, по всем признакам, за мое отсутствие они не произнесли ни слова.
- Я тебе, Гор, удивляюсь. И завидую,- после некоторого молчания сказал Глумов. Умолк. Достал из заднего кармана брюк плоскую бутылочку. Отвинтил пробку.- Понюхай-ка, Миша, не выдохлось?
- Высокогорный бальзам? О, умеют его делать в некоторых аулах! Калюжный молитвенно закатил глаза: - Благодетель вы наш! Попрошу скоренько посуду!
Галя Николаевна, опережая меня, рванулась к серванту, а Снечкин, ни на кого не глядя, язвительно спросил:
- Надеюсь, Юра, ты со временем закончишь мысль?
- Безусловно. Я хочу сказать, не каждому удается открыть новые возможности в искусстве. Тем более на пороге вечности. Гору удалось. Так побереги ж свое время, варвар! Плюнь на витрину, лепи. Лепи! - Глумов возвысил голос.- У тебя же не руки. У тебя две божьих искры!
Георгий Викторович выпростал из-под брошенного на колени пледа руки, с удивлением всмотрелся в них, пошевелил длинными, с припухшими суставами пальцами:
- Да нет, братцы. Меня устраивает то, что я делаю.
- Просто ему нечего сказать людям,- возразил Калюжный.- В скульптуре нужна идея, а не голая видимость. А ваша красота, извините, в прямом и переносном смысле голая.
- Голый натурализм! - поправила Галя Николаевна.
- Бросьте, сатирики. Можно учить человека, чего ему не делать. А можно - каким ему быть. По Гориным фигурам люди будут учиться осанке. Пройдет человек - и всем, кто на него посмотрит, сделается радостно.
Снечкин взял на изготовку трость и, согнутый, заковылял по комнате, опровергая собственные слова. Но смешно никому не стало, даже мне.
