Ну эта... Час прошел. Или типа того. Я его в сад вытянул, грю: «Может, валить пора отсюдова? А, Молчун?» Он, значит, смотрит грустно так... тошно ему. Тут какое-то дите под руку Молчуну подвернулось. Маленькая такая девочка. Совсем еще фитюлька от часов... По размеру, в смысле. Ну, он ее по головке погладил, чего-то по-местному хорошего такого пролопотал. Шантрапушка лыбится, типа ей понравилось. О! И тут мамашка ее как коршун из кустов – раз! Закогтила свою малую, и ходу. Молчун было чего-то тявкнул, ну, понятно, с улыбочкой, я так думаю, типа «не хилую себе дочку отгрохала, мамаша», – а тех уже и след простыл. Вотак. Короче, мы свалили.
Ну эта... У Молчуна кресло было – типа из какой-то плетенки, хрен ее поймет. Ле-егонькое, весит нуль. Но, значит, крепкое. Его держало без скрипа, без ничего. Во мне так это килограмм шестьдесят пять или семьдесят, а он поздоровее будет и повыше, он вообще здоровый... Так вот, кресло его держало будьте-нате. Короче, вынес он свое кресло во двор, качается. Туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда... А морда чисто деревянная, деревяннее некуда. Я было намылился как-то вздрючить его, чтобы, значит, повеселел мой Молчун. Только хрена. Он глянул, ровно зарезать хочет, и сидит-качается. Туда-сюда... твою мать! Ладно, понимаю, не дурак. Успокоиться, значит, ему надо. Ладно.
Ну эта... Гляжу, коньяка себе налил. И гложет из стаканной тары, как чай, еще не закусывает... Маньяк тоже. Короче, выдернул я у него коньяк. Он сначала зыркнул так это серьезно, а потом сник и грит: «Ты прав, Ян. Не надо опускаться до свинства. Ты меня извини. Дай побыть одному. Полчаса, и я буду в порядке...» И чо дальше? Сидит-качается.
Ну эта... Фрэнд, я, короче, не любимая его жена, не отец духовный и не психоаналитик. Оставил я его как есть, ну, пускай один поторчит, может, мозги в сустав вправятся с характерным стуком. Или типа. А сам, значит, прикидываю: до чего ж его не любят. Это каким упырем надо быть, чтоб так не любили! И медика, ты пойми, фрэнд, не прислали, я так понял, не потому что типа я тут чужак, а потому что типа он сам – хрен знает кто... Врубаешься? Ну, намекнули ему: сиди, не рыпайся, упырь. Никто тебя видеть не хочет, а об кореша твоего конкретно нормальные люди руки марать не станут... Вотак. Да кто ж он тут? Что за дела? Я так понял, не по контрабанде он тут проходит, не по наркоте. Дровосек и наркота – это как турбонаддув в воздушном лифте и рефрижератор на продкомбинате. В огороде турбонаддув, а в Ольгиополе рефрижератор... Короче, не то. Убить кого-то... это он тоже вряд ли. Натура у него мирная. Если только по случайности. Или типа. Но за это кто ж его так опускать станет? Или я чего в местных разборках не понял? Чо-то тут такое позорное должно быть. Аж до самых печенок чтоб пробирало. Может, он извращенец какой-нибудь? Спец по детишкам? Нет... так, по всему, нормальный вроде... И это... темнит все равно. Сам не скажет. Молчун чертов! Вот, значит, отойдет он, я точно спрошу...
Ну эта... Пока я так-сяк прикидывал, у самого двора еще одна антигравина опутилась. Мягко она, сволочь, садится. Не почувствуешь ни грамма... Вылезает из нее, значит, баба. И типа видел я эту бабу у Свенссонов. И она, понятно, меня видела с Молчуном. Ну, может, чего путного скажет? Может, знакомая его, успокаивать прихиляла? Короче, встала напротив Молчунова кресла, зачирикала по-шведски. Я, понятно, ни бум-бум. Голос она такой особенный сделала, ну, такой типа голос, которым женщины мужчин к себе подзывают. Понимаешь ты, фрэнд? Понимаешь, вижу. Мя-акенько так. Молчун головой покачал. Типа не-а... Она опять, значит, принимается за дело. И пальчики у ней на правой руке бедро легонько так поглаживают. Чисто собачонку. Молчун на бедро ее, значит, и не глядит. Извращенец? Она к нему типа качнулась... ну, как сказать... не помню я уже... то ли шаг сделала, то ли рукой потянулась, то ли наклонилась над ним... Короче, качнулась. Молчун опять головой – не-а. А я так поодаль примостился, типа наблюдаю. Разглядываю, значит. Баба хороша. Высокая, рыжая, тряпок на ней – едва срам прикрывают. У нас в террорусских районах из нее бы за день глазами сито сделали. А в терролатинских за эксгибиционизм посадили бы за милую душу... На раз. Я, значит, высоких люблю и очень даже уважаю. Вотак. Зенки у нее такие... хитрые. Узкие. Она их специально щурит. Потому что, понятно, пока она зенки щурит, вроде бы даже она и проиграла чего-нибудь, проспорила, а понт такой, типа, все равно дела идут конкретно по плану, как и надо.
