Улыбка сбежала с лица Келси. Она ложкой подцепила кусок пудинга и тоже бросила на поднос.
– А что в этой комнате страшного?
– О, мне, наверное, не следует говорить, вам отвели комнату совсем рядом… – Мэри указала на дверь, ведущую в спальню Келси, затем понизила голос и заговорщическим шепотом произнесла: – Но вы должны знать! А они скрыли! Это нечестно!
Мэри замолчала. Келси захотелось встряхнуть ее, но она лишь спросила:
– Что скрыли?
– В этой комнате повесилась последняя герцогиня. – Она показала на люстру. – Вон там.
Келси взглянула на закрытую люстру и представила грустную молодую девушку из портретной галереи с веревкой на шее и золотыми локонами, обрамлявшими бледное лицо…
Вдруг одна из хрустальных подвесок на люстре с легким звоном качнулась. Сердце Келси бешено забилось. Мэри побелела от страха.
В этот момент Келси обернулась и увидела стоящего у двери Уоткинса. Из груди ее вырвался вздох облегчения: легкого дуновения воздуха, проникшего внутрь, хватило, чтобы качнуть подвеску. Келси попыталась успокоиться.
– Что ты наделала, Симпсон? – строго спросил Уоткинс, подходя к девушкам.
– Мэри не виновата, – сказала Келси. – Это я перевернула поднос.
– О! – Голос Уоткинса смягчился. – Симпсон, быстро принеси другой поднос, а потом уберешь здесь.
– Да, сэр. – Мэри подняла поднос, поклонилась Уоткинсу, затем Келси и выбежала из комнаты.
Келси посмотрела на Уоткинса. По его взгляду она поняла, что он обо всем догадался.
– Не сердитесь на нее, – сказала она, помолчав.
– Не буду, если вы не станете верить чепухе, которую она вам наговорила об этой комнате.
– Я не верю в призраков, – ответила она, отчеканивая каждое слово. – А вы, Уоткинс?
– Нет, замок Стиллмор населяют только живые.
Келси взглянула на люстру. Снова одна подвеска шевельнулась, или у нее слишком живое воображение? Она и до этого слышала какие-то странные звуки, когда впервые попала в замок. Келси постаралась отогнать эти мысли. Уоткинс прав. В Стиллморе живет только герцог собственной персоной.
Она взглянула мальчику в глаза, увидела в них улыбку и бросилась к нему в объятия. Было так хорошо, когда он обнимал ее. Он любил ее. Иона любила его так, как никого больше в этом мире.
– Ты женишься на мне, когда вырастешь? – Она провела рукой по мягкой шерстке кролика.
Улыбка осветила лицо мальчика.
– А ты уверена, что не хочешь выйти замуж за этого кролика?
– Нет, только за тебя. Кролик будет смотреть, как нас обвенчают в прекрасной церкви. – Она засмеялась и погладила кролика. – Правда, кролик?
Кто-то вошел в комнату. Грубо вырвал ее из объятий мальчика. Она брыкалась, кричала, тянулась к нему, но он растворился в таинственном сером тумане…
Келси проснулась от ночного кошмара, который мучил ее с самого детства. После него оставалось ощущение, будто у нее вырвали сердце. Она прижала руку к груди, чувствуя, как быстро бьется сердце, и заставила себя дышать ровно. И тут почувствовала, что в ее комнате кто-то есть…
Это чувство было ей уже знакомо, впервые она испытала его, когда вместе с Уоткинсом шла по темным коридорам замка в день своего приезда. Она открыла глаза. Два дьявольских зеленых зрачка сверкнули в темноте. Келси открыла рот, но не смогла закричать. По телу побежали мурашки.
Шторы на окне были раздвинуты, и лунного света было вполне достаточно, чтобы Келси разглядела нечеткий силуэт на спинке кровати.
– Брут? – прошептала она, чувствуя, что понемногу приходит в себя. – Ты до смерти меня напугал. Как ты сюда пробрался? – Она протянула к нему руку. – Можешь подойти ближе, котик, я так же одинока, как и ты.
Однако кот спрыгнул с кровати и исчез в темноте. Отведенная ей спальня находилась перед бальной залой и, очевидно, была в спешке отремонтирована к ее приезду. Сосновая кровать, платяной шкаф и рисовальный столик не гармонировали с золотистыми французскими обоями, позолоченными зеркалами и изысканным, покрытым золотистым шелком пуфиком, стоявшим у окна.
Но все равно комната была красивее, чем ее собственная спальня. И к счастью, не большая, так что Брут не мог от нее спрятаться.
Она присела на пол, опершись на руки, и заглянула под кровать:
