* * *
Подойдя к оврагу, я почувствовал себя опустошенным, совершенно уничтоженным. Неприятный сюрприз ждал меня в Ла-Игере. Как только я вошел в селение, чтобы найти школу, где был убит Эрнесто, одна женщина отделилась от группы японских туристов и бросилась на меня. Она только что узнала от своей подруги-журналистки о том, что я – брат Че. Она плакала, бормоча: «Брат Че, брат Че». Она очень вежливо попросила меня попозировать для фото рядом с ней. Мне оставалось лишь слушать и утешать ее. Эта японка, по-видимому, посчитала меня реинкарнацией Че. Я был одновременно взволнован и встревожен. Почти через пятьдесят лет после смерти мой брат больше, чем когда-либо, присутствовал в коллективной памяти. Я, конечно, не Эрнесто, но я мог, и я должен был стать каналом для распространения его мыслей и идеалов. Пятеро детей мало его знали. Моя сестра Селия и брат Роберто категорически отказывались говорить на эту тему. Моя сестра Анна-Мария умерла от рака, как и наша мать. Мне же было уже 72 года. И я не имел права терять время.
Школа, где Эрнесто провел свою последнюю ночь, претерпела кое-какие изменения. Стена, разделявшая две классные комнаты, была разрушена. Остальные стены покрывали рисунки и плакаты, изображающие последние часы Че. Стул, на котором он сидел, когда Марио Теран Салазар пришел убивать его, все еще находился на своем месте. Я представил себе, как мой брат сидит на нем, ожидая смерти. Это было очень трудно.
На деревенской площади высился большой белый бюст, созданный кубинским художником по знаменитой фотографии Альберто Корда «Героический партизан». Этот бюст, за которым был виден белый крест, также имел весьма бурную историю. Его установили в начале 1987 года, но вскоре его быстро демонтировали коммандос боливийской армии, а потом заменили мемориальной доской в память о жертвах партизанской войны. Бюст же восстановили на своем месте через двадцать лет, плюс была поставлена скульптура высотой в четыре метра, которая находилась теперь у входа в деревню. На протяжении многих лет жители Ла-Игеры и Валлегранде жили в страхе. Никто не осмеливался заговорить о Че: чтобы уничтожить все следы этого «подрывного элемента»[3], боливийский режим запретил любое упоминание его имени. Ответом на навязанное молчание стали легенды. Когда его схватили, крестьяне общины Аймара, населявшие округу, не имели никакой информации о важности этого пленника. Они никогда не видели чужих людей и едва говорили на испанском языке. После смерти Че орды журналистов налетели на их деревню. До 9 октября 1967 года никто никогда не слышал о Ла-Игере. А уже десятого числа тридцать шесть самолетов выстроились на импровизированной взлетно-посадочной полосе в Валлегранде, в шестидесяти километрах. И местные жители начали понимать, что произошло какое-то значительное событие и что их пленник был не просто пленником.
* * *
Тело Эрнесто эвакуировали в Валлегранде на носилках, установленных на шасси вертолета. Боливийские военные выставили его в назидание другим в прачечной, в саду маленькой местной больницы, на семнадцать часов. Надо было показать, что все «подрывные элементы» будут уничтожены точно так же, как и этот Эрнесто Че Гевара. Че мертв, мертв и еще раз мертв! И пусть его жалкий конец послужит уроком для всего народа. Пусть он не ввязывается в плачевные авантюры, неизбежно обреченные на провал.
Его полуголое тело поместили на цементную стяжку. Он был бос и лежал с открытыми глазами. Говорят, что священник все же закрыл ему их в Ла-Игере… Некоторые сравнивали образ моего замученного брата с холстом «Оплакивание Христа» итальянского художника эпохи Возрождения Андреа Мантенья. Сходство было очень волнующим, но ничего не давало. Некоторые свидетели утверждали, что глаза Че следили за ними, когда они находились около его тела. Врач – тайный поклонник, – отвечавший за омовение тела, захотел его забальзамировать, но из-за нехватки времени он лишь изъял его сердце, чтобы сохранить его в банке. Он же снял две маски с его лица: первую – из воска, а вторую – из гипса. Медсестра была удивлена вполне мирным выражением лица Эрнесто, что странным образом контрастировало с другими убитыми партизанами, лица которых были отмечены следами страданий и мучений. Я не верю в эту чепуху. Все это имело лишь одну цель: сделать из Че миф. Кстати, именно с этим мифом я и намерен бороться и постараюсь вернуть моему брату человеческое лицо.
