Точно так же он вел себя и с остальными братьями и сестрами, хотя его отношения с ними были несколько иными. Селия и Анна-Мария также обожали его. Они не всегда хорошо ладили друг с другом – случалось даже, что они ненавидили друг друга в определенное время – но с Эрнесто у них все шло хорошо. Селия была – и осталась – очень непростой, если не сказать невозможной. Она могла быть забавной, но серьезность – это было ее более естественное состояние. Когда Эрнесто начал изучать Карла Маркса, она последовала его примеру. Она копировала его, доверяя его суждениям. Смерть Эрнесто больно ударила по ней. Она почувствовала невыносимую боль, и та потом все продолжалась, продолжалась. Из всех нас именно она дольше всех не верила в то, что его больше нет. Даже после возвращения Роберто из Боливии она отказывалась принять это. Она все цеплялась за какие-то несогласованности, за малейшие сомнения. Сама она никогда не ездила в Кебрада-дель-Юро, потому что не смогла бы это вынести. Даже сейчас она едва может смотреть документальные фильмы о Че. Если она видит мертвого Эрнесто, она закрывает лицо руками. Она поклялась никогда не говорить о нем публично, и все еще держится. Она обвиняет меня в том, что я стал слишком медийным, и укоряет в том, что я говорю об Эрнесто. Она считает, что он принадлежит к области семейной, частной, священной. У нее все либо черного, либо белого цвета. Серый цвет ей чужд. Она продолжает вести себя как старшая сестра и забывает, что мне уже семьдесят два года! Я не смог рассказать ей об этой книге.
До подросткового возраста Эрнесто и Роберто были очень близки. Они входили в состав одной банды. Но Роберто не был таким ненормальным бродягой, как Эрнесто. Он вел более сидячий образ жизни, более разумный. Он был хорошим учеником, потом стал адвокатом, женился на девушке из «хорошей семьи», на Матильде Лесика, и с ней у него родилось пятеро детей, он переехал в Сан-Исидро, потом развелся, потом снова женился и зачал еще двух детей. Он во всем следовал стандартам. Но это был боец. Такой тип людей, которые наносят тебе удар ногой под столом, а затем тебя же винят за то, что ты его коснулся. Общей с Эрнесто у них была железная воля. Я помню тот день, когда он принимал участие в марафоне вместе с приятелями из нашего квартала. Трасса забега проходила мимо нашего дома. Через несколько километров остальные отказались от соревнования, пробегая мимо нас. Им было плевать, чем закончится состязание, потому что они не принимали его всерьез. Но не Роберто! Он продолжал бежать. Он был типичным Геварой, и даже мысль об отступлении для него была невыносима. Он закончил марафон полностью истощенным, в таком плачевном состоянии, что пришлось нести его до дома. И ему потом потребовалось несколько дней, чтобы восстановиться.
Роберто был сыном, который наилучшим образом соответствовал ожиданиям моего отца. Однако мощная тень Эрнесто парила над ним. Он отличался всем, заставлял ждать себя во время своих отлучек, выделялся на семейной сцене, на местном, национальном и международном уровнях. Эрнесто побеждал на всех фронтах. И Роберто приходилось тяжко, хоть он и не был ревнивцем или завистником. Политика его не интересовала. Но он, в конце концов, стал ею заниматься, к чему его вынудил ход событий: сначала смерть Эрнесто, а затем мой арест в годы военной диктатуры. Его воинственность с годами лишь укрепилась. Настолько, что он оказался в тюрьме в Мексике, в 1981 году, как Эрнесто в 1956 году, за свою руководящую деятельность в рамках Революционной рабочей партии (Partido revolucionario de los trabajadores), партии, за членство в которой я был арестован за шесть лет до этого. В момент моего ареста он жил в изгнании, бежав за границу, чтобы скрыться от страшных репрессий, заливавших кровью Аргентину. Он продолжал вести политическую деятельность за границей. Не будем забывать, что с 1957 по 1983 год быть родственником Че было опасно.
* * *
Селия с головой погрузилась в политику в годы военной диктатуры, не обращая внимания на связанные с этим риски. Она вышла замуж, развелась через несколько лет и не имела детей. В непростые годы, которые начались в 1974 году – еще до переворота 24 марта 1976 года – и продлились до 1984 года, Роберто и Селия пытались, правда тщетно, вести мою судебную тяжбу. Это было связано с опасностью для их жизни, ибо ставленники диктатуры не стеснялись травить «подрывные элементы» или тех, кого они таковыми считали, вплоть до их полного устранения.
