— А почему вы решили, что с ним случилось что-то серьезное? Может быть, он просто прогуливает школу?
— Прогуливать? Я не понимать, — сказала мать, пытаясь успокоиться.
— Она имеет в виду, что Муниф мог просто не пойти в школу.
Мама мальчика, казалось, не поняла, о чем речь.
— Но Муниф никогда… Он очень хорошо учится. Ему там очень весело.
Женщина кивнула и снова повернулась к Лилье.
— Адена права. Я тоже в этом уверена, так как сама работала учительницей и иногда помогаю ему с домашним заданием.
— Я понимаю. Но ему же всего одиннадцать. Может, он просто заигрался где-то с другом и забыл о времени?
— Карты говорят о другом, — сказала мама мальчика.
— Какие карты?
— Карты на столе. — Мама мальчика указала на карту, на которой был изображен скелет, одетый в рваную черную монашескую рясу. — Они говорят, произошло что-то ужасное. — Она закрыла лицо руками, сдерживая рыдания.
— Я правильно поняла, вы позвонили в полицию потому, что карты показали…
— Простите, я могу сказать одну вещь? — перебила ее пожилая женщина, встав между Лильей и матерью Мунифа. — Если честно, то я тоже не думаю, что произошло что-то ужасное. Ваше предположение вполне верное — он ходил в школу в сопровождении Самиры из соседнего дома. А она может и хорошая девочка, но думает о чем угодно, только не об уроках.
— И все же вы позвонили в полицию. Как будто нам больше нечем заняться.
— А что мне было делать? Она была крайне взволнована. Вы же сами видите. — Женщина обернулась и показала на маму мальчика, тихо плакавшую в стороне.
— Мы даем им крышу над головой и пособие, чтобы они могли здесь жить. Но как они смогут почувствовать себя как дома, если мы не будем проявлять участие? Только на это я и надеялась, что кто-то из ваших приедет, и они поймут, что нам не все равно.
Лилье стало стыдно. Не перед женщиной, а перед собой. Она ведь всегда считала себя лучше других только потому, что голосовала за левых и сразу отправляла деньги в благотворительные организации, когда случалось что-то ужасное, и это показывали по телевизору. На самом деле она была такой же как все, ей было, по большому счету, все равно.
— Вы правы, — сказала она. — Простите.
Она достала блокнот, подошла к родителям и села на корточки рядом с ними.
— Меня зовут Ирен Лилья, я работаю в полиции Хельсингборга, и я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы Муниф благополучно вернулся домой.
— Большое спасибо, — сказала мама мальчика и вытерла слезы. — Аймар плохо говорить по-шведски, но он тоже рад, что вы пришли.
Она обменялась взглядом с мужем и улыбнулась ему.
— Прежде всего мне понадобится фотография вашего сына.
— Я возьму это на себя, — сказала пожилая соседка и вышла из кухни.
— Не могли бы вы описать, во что он был одет, когда выходил из квартиры?
— На нем был красный брюки и голубая куртка с пуговицами с Человеком-пауком.
— Вы не заметили что-нибудь необычное в его поведении?
— Нет, все было как обычно. Он у нас такой добрый. — Мама мальчика только покачала головой.
Отец мальчика сказал что-то на арабском.
— Муниф не хотел выкидывать пустые бутылки. Но я сказала, что помогать должны все. Все шведы сортируют мусор, и мы должны это делать. И он взял их, хоть и не хотел.
— А эта Самира, где она живет?
— В доме напротив, этажом выше. — Женщина указала на соседний дом.
— Учитель не сказал, она была в школе?
— Я не знаю. Я так перепугалась, что забыть спросить.
Лилья кивнула и положила руку на плечо женщины, пытаясь утешить ее. В этот момент вошла соседка, державшая в руках школьное фото гладко причесанного мальчика в красивой белой рубашке, жилетке и бабочке.
— Он рассказывал мне, как сам выбирал одежду и приводил себя в порядок, чтобы понравиться Самире, — рассказала соседка тихим голосом. Мама мальчика зажгла благовония и начала перемешивать колоду карт. — Я думаю, они немного влюблены друг в друга.
Лилья поспешно спустилась вниз по лестнице. Ей нужен был глоток свежего воздуха. Скорее всего, ей стало так плохо от запаха благовоний, и когда мать мальчика задала картам вопрос о том, как нужно поступить с расследованием, пришлось выйти из квартиры.
