Как и в центре по переработке отходов, дверь в подвал была приоткрыта, и здесь так же сразу зажегся свет, когда она подошла ближе.
«Кладовая» — было написано на серой металлической двери слева. «Электрощитовая» — на двери прямо перед ней. Обе двери закрыты на замок. Справа — еще две двери, одна из которых была открыта.
По пути к последней двери она прошла мимо магнитной доски, на которой жильцы могли забронировать время стирки, передвигая по схеме каждый свой маленький замочек. Конечно, там прачечная, и судя по звуку, как минимум одна из стиральных машин была запущена.
Лампы на потолке зажглись, и она сразу отметила, что прачечная имеет такую же планировку, что и та, которая была в доме, где они с Хампусом жили в Хельсингборге до переезда в дом в Персторпе. Три машины в ряд, сушилка, сушильный шкаф, а также гладильная машина, которой никто не пользовался.
Работала самая дальняя из трех стиральных машин. Она была намного больше двух других, и в ней без проблем можно было бы постирать большой ковер или тройной комплект постельного белья за один раз. У них в Хельсингборге стояла точно такая же, и одно только это могло служить поводом для возвращения.
Она не нашла больше пятен или других следов мальчика в прачечной. Поэтому вышла обратно в коридор и двинулась по направлению к лестнице, решив, что еще раз попытается открыть дверь в кладовую. И у родителей мальчика, и у соседки должны иметься ключи, которыми ее можно открыть.
Но услышав, как стиральная машина набирает обороты и начинает отжим, она вдруг поняла, что именно не сходилось. Остановилась и еще раз посмотрела на магнитную доску. Сегодня среда, 13 июня, но ни один промежуток времени под цифрой тринадцать не был занят чьим-то замочком.
Другими словами, никто из жильцов не бронировал время для стирки на сегодняшний день.
Гудки в гарнитуре раздавались с такими длинными интервалами, что казалось, будто кто-то намеренно изменил их длину только для того, чтобы он понервничал. В первую попытку позвонить две минуты назад гудки перешли в сигнал «занято». Но не на этот раз, теперь они все звучали и звучали, и Фабиану пришлось начать ходить взад-вперед по коридору больницы рядом с комнатой Матильды, чтобы хоть немного успокоиться.
— Привет.
Он не сразу понял, что это не очередной гудок, а голос Сони.
— Соня, знаешь, что произошло?
— Э, что?
— Тогда присядь и послушай меня, это…
— Фабиан, извини, но я тут кое-чем занята. Это важно?
— Это очень важно. Я хотел сказать, что…
— Мы закончили или как? Мне, вообще-то, пора валить, — послышался голос Теодора.
— Ты должен остаться и послушать меня.
— Нахрена? Если ты и папа все равно…
— Тео, ты никуда не пойдешь!
— Соня, что произошло?
Послышался долгий вздох.
— В общем, я была в его комнате, хотела забрать грязную одежду и поменять постельное белье. Господи, ты бы видел, что там творится. Ну, в общем, я нашла два… — Она замолчала. — Ты знаешь, я думаю, мы это потом обсудим… Лучше расскажи, что там у тебя такое важное.
Фабиан забыл, зачем звонил жене, но сразу вспомнил, увидев, как медсестры по обе стороны от кровати Матильды берут анализы и проверяют показания приборов.
— Она пришла в себя. Матильда наконец-то пришла в себя.
— Что, правда? Но… Это правда? Как она себя чувствует?
— Думаю, хорошо. Во всяком случае, учитывая то, что произошло. Так они говорят. Все показатели в норме. Но мне кажется… — Он замолчал, пытаясь подобрать правильные слова.
— Может, это только мне так кажется, но…
— Я сейчас приеду.
Еще до того, как Фабиан осознал, что Соня положила трубку, он увидел перед собой одну из медсестер.
— Мы оставляем вас одних. Если что-то случится — сразу же звоните.
Фабиан кивнул, подождал, пока все уйдут, и только тогда положил телефон в карман и вернулся к Матильде, которая лежала на больничной койке, глядя прямо перед собой. Он откашлялся, но никакой реакции не последовало. Попробовал еще раз, но она как будто даже не заметила его присутствия. Если бы она периодически не моргала, он подумал бы, что случилось что-то совсем ужасное.
Он пододвинул один из стульев к кровати и сел.
