Глаза четвертая. Тень и свет
Андрею не спалось, и он вышел на палубу. Назад уплывали редкие огоньки. Видно, кое-кто из жителей новых домов на берегу все еще ложился спать по-городскому поздно. Но светлые точки стали попадаться все реже и наконец исчезли. Густая тень окутала корабль и Андрея вместе с ним. На воде, переливаясь, играли серебряные блики от освещенных иллюминаторов. В глубине ледокола приглушенно шумели турбины. Но этот звук лишь подчеркивал тишину. Где-то далеко ехала автомашина. А рядом, словно на твиндеке, вдруг закудахтали спросонья куры, потом залаяла собака. Под бортом шелестела водоливная струя, за кормой что-то урчало, бурлило. С мостика слышались шаги вахтенного штурмана, а может быть, и самого капитана Терехова…
С берегов несло свежескошенным сеном, а иногда сыростью тумана или вдруг жильем: дымом и чем-то вкусным… Однако больше всего пахло свежей масляной краской. «Северный ветер» последние дни прихорашивался, подновлялся к предстоящей встрече в столице. Закончилась великая полярная стройка!
Закончилась стройка, пройдена великая школа для человека, решившего посвятить себя сооружению, которое дерзко перережет весь Арктический бассейн.
Большого труда стоило Андрею держать под спудом свою идею, ждать, когда благоприятно изменится обстановка и когда сам он, став инженером, изучив условия работы в Арктике, дорастет до собственного замысла.
И он дорос до него, выдержал экзамен перед самим Карцевым, строителем Мола Северного, и перед его инженерами, которым поручил Карцев сделать вместе с Корневым проект Арктического моста.
Значит, недаром прошли долгие годы труда, учебы и лишений, годы одиночества, рожденного одержимостью изобретателя и тоской по Ане…
Аня! Как оценить ее женский подвиг, ее безропотное ожидание в течение всех этих лет подготовки, коротких дней встреч, длинных писем-дневников…
Это ей, Ане, обязан он и своей жизнью, и идеей, она выходила «их обоих»…
А потом Светлорецк… Узкоколейка, повторяющая изгибы пенной, быстрой речки. Игрушечный поезд, который еле тащится на подъем… Он вспрыгнул тогда на подножку, кто-то помог, втащил его в вагон. Там была Аня. Они забрались в тамбур, а все пассажиры ушли в душный вагон… У нее были пушистые, волнующие волосы, тонкие пальцы, холодные губы… О чем они говорили? Хотели сразу ехать в загс… Светло было на душе…
А потом… сколько потом было тени!
…Андрей провел всю короткую летнюю ночь на палубе. Впереди еще была темно, светлело с кормы, казалось, что новый день надвигается вместе с «Северным ветром», вместе с Андреем, идущим в будущее.
Стали видны литые новобетонные домики: милые, уютные, бесконечно разнообразные – то с крутыми, то с плоскими крышами, простыми или причудливыми верандами, широкими венецианскими или зеркальными окнами, скульптурами на фасаде. За ними – фруктовые сады в полутьме. А на холме – березовая роща с белой колоннадой стволов, уже засветившихся в ответ заре.
А потом в одном из окошек в глаза Андрею весело сверкнуло отраженное стеклом солнце. И тотчас из густого сада, словно по этому сигналу, поднялся в воздух миниатюрный вертолет и стрекозой понесся от реки.
Рано же спешит кто-то на работу!
Стало еще светлее. В небе, в курчавых облаках горело ликующее утро. Несколько крупных вертолетов, как рыбы в невообразимо большом и прозрачном аквариуме, летели-плыли на корабль.
Один из них стал парить над ледоколом. Вероятно, кто-то прилетел из Москвы. Не терпится!.. А может быть, по делу… Ну конечно, сбросили веревочную лестницу.
Андрей не стал смотреть на капитанский мостик и снова повернулся лицом к носу корабля.
Как замечательно реконструирован канал между Волгой и Москвой! Даже океанский гигант, ледокольный гидромонитор, может здесь пройти. Но каким огромным кажется «Северный ветер» рядом с крохотными домиками по берегам! С палубы смотришь, как с шестого этажа… Видишь крыши, голубей на них, дорожки в садиках, клумбы, грядки на огородах, планировку маленьких селений…
