– Ну хватит, хватит. Пойдем выпьем кофейку. Ничего они мне не сделают, вот увидишь, – я вовсе не была уверена в том, что говорю. Я не представляла, как буду дальше с этим жить.
– Я не смогу, – прорыдала сестра. – Если еще и ты… Не смогу просто.
– Мы что-нибудь придумаем. Сейчас поговорим обо всем и что-нибудь придумаем… Я уверена, что меня не будут судить, слышишь? Единственное, что меня беспокоит – эти женщины. Получается, что я их… обманывала. Я жила как королева и думала, что продаю счастье, а на самом деле продавала яд.
– Ты же не знала, – Челси наконец распрямилась и посмотрела на меня. Ее мордашка опухла от рыданий, косметика сползла, и она выглядела совсем ребенком, гораздо младше своих четырнадцати. – Можно им все объяснить. Они поймут. Поймут и простят тебя.
Не успела она это произнести, как в дверь позвонили.
* * *
Пошатываясь, как пьяная, на ватных ногах я подкралась к двери. Не знаю, кого ожидала там увидеть, но предчувствие почему-то было плохим. В мутном аквариуме глазка маячил незнакомый очкарик, круглая лопоухая голова трогательно покачивается на тоненькой шее, беспомощная улыбка, близорукий взмах ресниц. В его руках был огромный букет – сочные лилии на толстых стеблях вперемежку с бархатными бордовыми розами.
– Дарья Дронова здесь проживает? – у него был срывающийся голос, как у молодого петушка. – Вам цветы.
– От кого? – удивилась я.
Он зашуршал какими-то бумажками.
– Роман Романович. Вы тут расписаться должны.
– Не открывай, – прошипела Челси за моей спиной. – Пусть оставит букет и уходит.
– Прекрати параноить, – я загремела замками. – Наверное, он отправил раньше. Хотел, чтобы я первого числа получила цветы. Раз уж его самого не будет рядом.
Захотелось плакать. Эти цветы как будто бы из прошлой жизни доставили. Жизни, дверь в которую захлопнулась, тяжелый ржавый засов задвинулся, и вот в маленькое зарешеченное смотровое окошечко мне протянули букет. Можно его выбросить в окно, как очередной символ своей невезучести. Можно отхлестать им себя по щекам в качестве живописного акта мазохизма. Можно засушить на память, пусть стоит в углу.
Но едва я успела приоткрыть дверь, как случилось нечто странное. Очкарик с цветами юркнул куда-то в сторону, а из-за его спины, как сказочные двое из ларца, выскочили два широкоплечих амбала в одинаковых черных ветровках. Я успела услышать истошный визг Челси до того, как в голове оранжевой болью взорвался фейерверк. Во рту шумело соленое горячее море, беспокойные волны бились о зубы, прорываясь наружу, и лишь ощутив кончиком языка расшатанный зуб, я поняла, что это кровь. Я почувствовала, что лечу, но на самом деле падала.
– Не трогайте ее… мою сестру, – успела сказать я до того, как тяжелый ботинок опустился мне на спину.
Инстинктивно я закрыла голову руками, а живот коленями. Они не собирались ни убивать меня, ни уродовать, я это быстро поняла. Они били по ребрам, по почкам, не в полную силу, но так, что каждый раз я вскрикивала, умоляя остановиться. Не знаю, сколько времени это продолжалось. Не открывала глаз, инфантильно надеясь защититься темнотой. Через какое-то время мне показалось, что я успела смириться с болью, я кровью побраталась с ней и послушно поплыла по ее волнам. И вот наконец смутно знакомый женский голос скомандовал откуда-то сверху:
– Достаточно. Принесите воды, мне надо, чтобы она пришла в себя.
Голос был глубоким и мелодичным, и сначала мне показалось, что так могут говорить только ангелы, но приоткрыв заплывший глаз, я поняла, что находилась не в райских кущах, а в знакомой захламленной квартире, и надо мной склонилась живая земная женщина в низко посаженных джинсах и красной кожаной куртке.
Сабина.
На мое лицо пролился попахивающий хлоркой Ниагарский водопад – один из амбалов вылил мне на голову целую кастрюлю холодной воды. Откашлявшись, я попробовала встать, но каждое движение отзывалось резкой болью, так что я плотнее подтянула колени к груди и заставила себя хотя бы открыть глаза. Тусклый электрический свет больно бил по глазам.
– Ты меня видишь? – Сабина наклонилась ниже. – Понимаешь, кто я?
