«…Двадцать второго января Алена впервые почувствовала недомогание. Поднялась температура, шумело в ушах, ломило грудь. Перепугавшись, она позвонила Романовичу, но тот успокоил: наверное, это просто грипп. Свежие швы реагируют на высокую температуру, это нормально…»
«…В ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое Алену доставили в институт Склифосовского. На ультразвуковом обследовании выяснилось, что один из имплантатов, вшитых в ее грудь, лопнул…»
«…Если бы это был обычный силиконовый имплантат, ничего страшного не случилось бы. Растекшийся силикон удалили бы из груди, имплантат заменили бы на новый…»
«…Сертификаты оказались поддельными…»
«…Арестован склад в деревне Петухово Ярославской области. Якобы американские имплантаты Luxis производились там же, в антисанитарных условиях…»
«…Экспертиза показала высокое содержание токсичных веществ…»
«…Наш корреспондент побывал в компании Luxis за несколько месяцев до трагедии, для подготовки к материалу „Как я мечтала о силиконовой груди“. Материал был посвящен тому, как рекламные агенты соблазняют женщин на проведение ненужных для них операций…»
А ведь я ее помнила, эту Ярославу, корреспондента.
Красивая высокая брюнетка в цыганской юбке и цветастом платке, она приходила в офис Luxis совсем недавно, собиралась заказывать имплантаты. Я приняла ее за очередную модель, которая хочет с помощью новообретенного пятого размера пробить дорогу на олигархический олимп. Она задавала столько вопросов, смотрела сертификаты, и в отличие от большинства наших клиенток интересовалась каждой мелочью – от состава наполнителя до техники проведения крэш-тестов. Я потратила на нее три с половиной часа, лично связала ее с Романовичем и была уверена, что она закажет самую большую в мире искусственную грудь. А она, оказывается, просто собирала материал.
Нет, я могла и раньше насторожиться. Для модели, меняющей возможность потискать силикон на кабриолет и прочие блага цивилизации, у нее был слишком уж нехарактерный взгляд – живой, пытливый, умный. И она задавала такие вопросы, которые я много раз мысленно задавала сама.
«Вы и правда думаете, что с новой грудью я буду счастливой? А вы вообще понимаете, что такое счастье?» И молча улыбалась, пока я повторяла для нее многократно отрепетированную речь, чувствуя себя при этом полной дурой.
– Ужас какой, – протянула из-за моей спины Челси. – Неужели это все правда? Черт, как же ты теперь будешь это расхлебывать?
– А почему расхлебывать должна я? Черт, я подозревала, что чем-то подобным все и кончится! Мне надо срочно ехать в офис. Надеюсь, Инесса уже все знает.
– Даш, почитай до конца, – насупилась Челси. – Тут написано, что офис опечатан, а Инесса пропала и теперь находится в федеральном розыске. Смотри, они взломали сейф, и все документы оказались поддельными.
Я обхватила голову руками и болезненно поморщилась.
– Кошмар, кошмар. Ну надо же… Мне надо было сразу бежать оттуда. Сразу, как только я эту Инессу впервые увидела. Она же совершенно мутная тетка, это сразу было понятно…
– Успокойся, – Челси погладила меня по плечу. – Ладно, но ведь тебе ничего не могут сделать, так? Ты ведь тоже пострадавшая! Тебя обманули! Ты – наемный работник, ты здесь ни при чем!
– Ладно, не волнуйся так, – я удивленно на нее посмотрела.
Обычно скупая на проявление чувств, Челси едва не плакала.
– Просто… Когда папа сбил ту женщину… Он убеждал себя, что не виноват, что это была случайность, а потом… Нет, прости меня, я не должна ничего такого говорить! Это совсем другой случай, и ты не виновата в смерти этой Алены! Что же нам теперь делать, что?!
Челси опустилась на пол и закрыла лицо руками, ее плечи затряслись. Это было странно – но мне стало легче от того, что рядом был кто-то, еще более слабый и растерянный, чем я. Как будто успокаивая сестру, я могла почувствовать себя более уверенной и сильной. А на самом деле внутри распускающимся бутоном пульсировала истерика, все внутренности словно дрожали, как потревоженное молочное желе. Хотелось, как в детстве, спрятаться под стол и сидеть там, в темноте, обняв руками колени и монотонно раскачиваясь. Но вместо этого я спокойно отправилась в кухню, сварила в старой турке крепкий кофе, капнула туда немного коньяка, разлила в две чашки. Вернулась к сестре, которая все еще сидела на ковре, закрыв лицо ладонями, и тихонечко поскуливала. Забавно – она красит ресницы и хочет татуировку на крестце, рассуждает о нелепости миссионерской позиции и матерится прокуренным голосом, а горе ее детское, честное. Я присела на корточки рядом и погладила ее по голове. Она обняла меня за шею, мокрый нос уткнулся в мою ключицу.
