А я поддалась как дура. Наивная дура. Или это кофе так действует?
– Что вы понимаете под сотрудничеством? – осторожно уточнила. Может, ещё удастся потянуть время.
Американец прищурился и в этот раз обошёлся без долгих предисловий:
– Например, мне интересно было бы поговорить о системе «Стилет».
Будто январский ветер пронёсся по комнате. Вот оно… Алан наконец-то выложил козырь. Они знают. Михалыч что-то успел сообщить в штаб. Информация дошла до предателя. Значит, шансы уцелеть практически нулевые. Они будут резать меня на куски, пока не вытряхнут всё.
Я улыбнулась, хотя это было нелегко:
– Как вы сказали? «Стилет»? Первый раз слышу…
Алан покачал головой:
– Враньё вам не идёт. – Медленно встал, подошёл к окну и проговорил, задумчиво глядя на багровеющее закатное солнце: – Жизнь – суровая штука, Татьяна. Очень печально, что она бывает сурова даже к таким красивым девушкам. – Обернулся и посмотрел на меня с лёгкой грустью: – Наверное, думаете, что я собираюсь отдать вас этому мяснику Фатееву? Нет. Он убьёт вас ещё до того, как получит хоть какую-то информацию. – Алан засунул руки в карманы брюк и прошёлся по комнате: – Существуют более действенные методы. Например, специальные наркотики, развязывающие язык. Признаюсь, тоже не слишком надёжное средство. И с массой побочных эффектов. Куда более полную информацию можно получить с помощью… ментосканирования.
Я судорожно сглотнула.
Он приподнял бровь:
– Вам надо объяснять, что это такое?
Да нет, можно было не объяснять. На Украине такое уже использовали. Но американец всё же уточнил с леденящей дотошностью:
– После двух сеансов ментосканирования люди теряют рассудок, после четырёх – превращаются в растение. Вы хотите умереть героиней, Татьяна? Вы будете жить идиоткой. Пускать слюни и испражняться. Не вызывая ничего, кроме отвращения. А главное, совершенно напрасно, потому что из ментограмм можно узнать практически всё. – Пожал плечами, задал риторический вопрос: – Неужели вы этого хотите? – Отвернулся. И вдруг произнёс неожиданно мягко: – Я тоже не хочу. – Снова сел в кресло напротив. Попробовал рукой кофейник: – Остыл. Заварить для вас свежего?
– Не надо. – Голос у меня предательски дрогнул.
– Считаете меня негодяем?… Да, я знаю про Воронеж, про вашу семью… Простите. Не было другого способа вас разговорить.
В глазах его не чувствовалось фальши. А может, у меня не хватало умения её различить.
Он кашлянул:
– Я – не зверь. Я – обычный человек. – Извлёк из бумажника фотографию смеющейся темноволосой девицы на фоне двухэтажного дома: – Моя дочка. У неё русское имя. Настасья. Всего на год старше вас. – Спрятал бумажник. Достал из кармана плоскую коробочку, нажал что-то, положил рядом с собой на столе: – Теперь нас никто не услышит.
Интересный поворот.
– Мы должны помочь друг другу. И это не пустые слова «доброго» следователя. Чтобы вы поверили, я кое-что расскажу. То, чего следователи обычно не говорят. – Алан внимательно глянул на меня: – Вы ведь хотите знать, кто выдал вас… и всю вашу организацию? – Полез в стол и извлёк тёмную кожаную папку: – У «охранки» – обширное досье. – Перелистал несколько страниц: – Татьяна Гольцова… В 2012-м – год общего режима в петербургском «централе». За нелегальный переход балтийской границы. Неприятный эпизод – ранен пограничник, один из ваших друзей, Евгений Зимин, погиб… Ладно, это старые дела… Здесь кое-что поновее… Собирала информацию о дислокации миротворческих сил в Туле и окрестностях, способствуя террористическим актам. Новомосковск, Серпухов… Участие в подготовке взрыва магистрального газопровода 16 октября 2014-го.
Даты, имена… И с каждым словом будто всё ниже спускается потолок и воздух уходит из комнаты.
Им известно много. Слишком… Даже о том, о чём не знали и не могли знать в штабе…
Алан прервался, поднял глаза.
Я застыла с каменной улыбкой на лице. Среди хаоса обрывочных мыслей единственная была чёткой и яркой: «Кто? Кто нас предал?».
Американец захлопнул папку:
– Нет смысла тратить время на перечисление… Конечно, президент Гусаков может вас и помиловать. После ментосканирования вы уже не будете представлять для них ни малейшей угрозы.
