Нобору испытывал мучительный стыд. Он собирался выбрать момент, чтобы спокойно познакомить Рюдзи с Главарем. Пройди их знакомство успешно, Главарь скрепя сердце признал бы в Рюдзи героя и Нобору мог сохранить достоинство.
Однако во время злосчастной и неожиданной встречи второй помощник, жалкий в своей насквозь мокрой рубашке с короткими рукавами, улыбался Нобору почти заискивающе. Это была совершенно лишняя улыбка. Не только говорящая о снисходительном, словно к ребенку, отношении Рюдзи к Нобору, но и выставляющая его карикатурным «другом детворы». Нарочито радостная, адресованная ребенку, его улыбка была неуместной и непростительной ошибкой.
Вдобавок Рюдзи сказал то, чего никак не следовало говорить:
— Вот так встреча! Как искупался?
А когда Нобору, словно партизан, подорвавший мину в тылу врага, завел разговор о его мокрой рубашке, Рюдзи следовало ответить:
— Ах, это? Да так, женщина бросилась с причала — пришлось спасать. Уже третий раз ныряю в одежде.
Но Рюдзи ничего такого не сказал. Вместо этого он произнес несусветную глупость:
— Купался под фонтанчиком вон там, в парке.
Да еще эта улыбка!
«Хочет мне понравиться. А что, удобно — подружиться с сынишкой своей новой бабы», — думал Нобору, успокаиваясь.
Они направились к дому. Рюдзи, радостный, что нашел с кем скоротать оставшиеся два часа, плелся вслед за мальчишкой.
— Странные мы сегодня какие-то, — произнес Рюдзи.
Нобору не выносил подобного деликатного участия. Зато теперь он мог легко попросить:
— Не говорите маме, что встретили меня на той тропинке.
— Ага.
Радость Рюдзи быть посвященным в секрет и его мгновенное согласие вкупе с многообещающей улыбкой были все так же скучны. Вот если бы он прикинулся, что станет шантажировать Нобору…
— Скажем, что я вернулся с моря. Постойте-ка. — Нобору взлетел на гору песка, приготовленного для дорожных работ, сбросил кроссовки и вымазал в песке ноги до колен.
Только сейчас Рюдзи впервые заметил его звериную ловкость и ухмылку всезнайки. Ободренный вниманием, Нобору заодно уж вымазал и ляжки и осторожно обулся, стараясь не стряхнуть налипший песок.
— Смотрите-ка, налип как по линеечке. — Продемонстрировав ноги, он аккуратно двинулся вперед.
— Куда направляешься?
— Домой. Пойдете со мной, Цукадзаки-сан? В гостиной прохладно, у нас кондиционер.
Они закрылись в гостиной, включили кондиционер. Рюдзи устроился в плетеном кресле, а Нобору, подгоняемый домработницей, с нарочитой неохотой вымыл ноги и улегся на плетеной банкетке у окна.
Прислуга принесла напитки и снова его отчитала:
— Вот я скажу матери, как ты себя перед гостем ведешь.
Нобору взглядом попросил у Рюдзи помощи.
— Ничего. Видать, наплавался сегодня, устал.
— Вы так считаете? И все же…
Домработница явно вымещала на Нобору неприязнь к Рюдзи. Наконец она вышла. Ее тяжело покачивающийся из стороны в сторону массивный зад выражал протест перед такой откровенной несправедливостью. Благодаря покровительству Рюдзи между ним и Нобору установилось молчаливое соглашение. Нобору с жадной неопрятностью глотал сок, так что желтые капли лились прямо на кадык. Напившись, он поднял взгляд на Рюдзи и впервые улыбнулся сам:
— Я о кораблях все знаю.
— Да ты просто специалист.
— Не надо лести. — Мальчишка поднял голову с вышитой матерью подушки, в его взгляде мелькнуло бешенство. — Вы во сколько стоите вахту?
— Днем и ночью с двенадцати до четырех. Вахта второго помощника потому и называется «воровской».
— Воровская вахта… Интересно, — мальчишка улыбнулся и выгнулся словно тетива, — а сколько на вахте стоит человек?
— Один дежурный офицер и два матроса.
— А во время шторма судно сильно кренится?
— Если серьезный шторм, то градусов на тридцать—сорок. Попробуй-ка взобраться на холм с сорокаградусным уклоном — это все равно что карабкаться на забор. Такие бури — это нечто… — Подбирая слова, Рюдзи устремил взгляд вдаль.
В этом взгляде Нобору виделись океанские штормовые волны. Он с восторгом ощутил в теле легкое покачивание.
— А ваше судно это ведь трамп?[14]
— Ага, — нехотя ответил Рюдзи, слегка уязвленный.
— А бывает, что вы возите грузы для третьей стороны?
