Волосы пахли дымом, когда я вернулась к реке выловить маргарин и молоко. Сверху лился мягкий свет, впереди маячили черные как смоль деревья. Я словно угодила в большую лиловую перчатку.
Появилась мошкара. Я отошла от огня и отломала зеленую ветку, старясь не разодрать пальцы. Слегка дрожа, палкой сняла котелок с огня. Торчавший из бревна сук прогорел. Носком башмака я резко пихнула его в центр костра и отскочила, когда полетели искры. Сверху я бросила зеленую ветку. Повалил густой дым.
Потягивая кофе, я посмотрела вверх: дрожащие кляксы звезд проступали над головой. Макароны уже сварились. Я сдвинула крышку, прижала ее полотенцем и положила котелок на бок. Крахмалистая, мутная жижа слилась через щель, и я сунула в котелок кусочек маргарина. Пламя стало пониже – в самый раз для готовки. Я обжарила нашинкованный лук, консервированные помидоры и фасоль с приправой для гамбургеров. Щеки так пылали от близости костра, что стоило отвернуться, как чувствовалась прохлада. Я вывалила макароны из котелка в булькающий соус. Поела прямо со сковородки. Изо рта валил пар, всякий раз как я открывала его, поглощая свою стряпню. Я жадно хлебнула молока из бутыли. Небо стало совсем темным, в россыпях звезд.
Я прикурила «Силк кат» от углей и уставилась на огонь. Он угасал, и тень от палатки становилась все жиже. Меня окружали темные силуэты гор. Окурок «Силк кат» вспыхнул в золе. Тень палатки дрогнула. Я зевнула так, что зазвенело в ушах. Расстегнула полог и заползла в душную темень.
Пели птицы. Я откинула клапан палатки. Вдохнула запахи уходящей ночи и всеобщего пробуждения. Старик-солнце объявлял побудку, выбивая палочками лучей дробь по поверхности залива. Начинался еще один жаркий день. Я вылезла из палатки и вытянула руки, словно надеясь достать до неба. Надела сандалии и зашагала к реке в самом приподнятом настроении.
Я поплескала воды на лицо, но не стала его вытирать, и холодные капли свободно падали вниз. Почистив зубы, я постояла на солнышке, щурясь на гребни горы, еще видела трех оленей в прошлые выходные. Они тогда застыли и смотрели прямо на меня.
Я отнесла посуду к реке, ополоснула котелок. Несколько бледных макаронин с соусом обогнули камень и устремились через заводь вниз по течению. Я вычистила пустые банки, потерла сковородку пучками травы, прежде чем опустить ее в воду.
С полным котелком воды и сковородкой я поднялась по склону. Навалила хвороста поверх золы, чтоб разжечь костер.
Я быстро выпила две чашки кофе, сварила еще. Неспешно прогулялась по склону и устроилась на валуне с «Силк кат» и золоченой зажигалкой. Судя по тому, как стояло солнце над горизонтом, приближалось время ланча. Выкурив пару сигарет, я допрыгала по камням до банной сумки и достала шампунь. Отцепила полотенце, хорошенько его встряхнула. Я как раз добралась до камней и направлялась вниз по течению, когда услышала это.
Голова непроизвольно дернулась, я судорожно вздохнула и, поднимая тучи брызг, рванула по воде к берегу. И снова услышала этот звук, странно отличный от звуков долины, как лунный свет – от уличных огней в порту.
Слегка запыхавшись, я взбежала по склону к палатке. Выплеснула воду из котелка на огонь, который зашипел и выбросил столб пара. Нацепила футболку, затем в палатке влезла в короткую джинсовую юбку. Выползая наружу, я вздохнула с облегчением, потому что смогла разобрать слова, разносимые эхом по долине: «Йо-хо-о, Морверн, йо-хо-о, йо-хо-о, Морверн!»
Я стала продираться к объездной дороге. Далеко внизу над полоской асфальта висело марево; цвета в нем сливались. Казалось, она несется вприпрыжку – она была на велосипеде.
Тряхнув головой, я припустила рысью вниз, к палатке. Ланна переезжала бетонный мост, бедра были напряжены – она привстала на педалях. Опустилась на сиденье и с криками завихляла вдоль берега, шумно продираясь сквозь заросли папоротника. Она спрыгнула с велосипеда на ходу; тот упал с глухим стуком. Ланна так стремительно неслась ко мне навстречу, что пришлось отступить назад.
– Нашла тебя, засранка! Я дым увидела. Поглядите, какой у нее загар, у этой чертовки! Припекает, да? – выпалила она.
