Тогда – меня наконец арестовали. И я – воспринял это с облегчением. Ибо открытый, видимый враг – все же не так страшен, как невидимый. Меня отвезли в лагерь на Колыме – причем, как мне показалось, Старшие не оставили надежду меня сломать; я – признавший над собой власть Системы, был для нее более желанен, чем умерший несломленным; меня не били, не пытали, не морили голодом – но оттого, это было еще страшнее и ненавистнее.
Из всех несчастных заключенных, мне больше всего запомнился один. В виде его не осталось уже ничего человеческого, от постоянных унижений, и охраны, и своих товарищей по несчастью; однажды я видел, как его заставляли ходить лишь на четвереньках, в другой день – лаять перед всеми по-собачьи. У него не было имени – лишь песья кличка, Шарик. Когда я пытался с ним заговорить, он вжался в стену, глядя на меня с животным ужасом, ожидая что я сделаю с ним что-то нехорошее. Мне сказали, что он не понимает русских слов, кроме общеизвестных команд – и почти не говорит сам, фашист проклятый, только на своем собачьем языке!
Я заговорил с ним по-немецки – и он понял! Он действительно оказался немцем – хотя уже несколько лет как кончилась война! Нашей злосчастной победой – позволившей Системе выплеснуть свою заразу в прежде мирную, цивилизованную Европу. Германская оккупация, и связанные с ней эксцессы, были все ж кратковременным явлением – теперь же, боюсь, несвобода придет надолго!
Я люблю свою Родину – когда она страдает. Тогда в ней проглядывают лучшие, святые черты. Я ненавижу ее – когда она упивается победой, позволяющей законсервировать все затхлое, косное, несвободное. Пусть этот несчастный немец, очень возможно, стрелял в нас, на честной войне – но теперь, когда настал наконец мир, он для меня, прежде всего человек, имеющий такие же общечеловеческие права, как любой – и первое из них, это право на свободу, даже более высшее, чем право на жизнь.
Звали его Броддек, или Бродде.
От Советского Информбюро 24 августа 1942
В течение ночи, наши войска вели бои с противником в районах юго-восточнее Клетская, северо-восточнее Котельниково, юго-восточнее Пятигорска и южнее Краснодара. На других участках фронта никаких изменений не произошло.
Капитан 1 ранга Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка "Морской Волк". Карское море.
Это полный сюр – старший майор НКВД читает Солженицына, на борту атомного подводного крейсера, посреди Карского моря, в тысяча девятьсот сорок втором году!
Освоился старший майор Кириллов у нас, на удивление быстро. Причем интересовали его, в первую очередь, не техника – а информация и люди. Неизменно присутствовал на "накачках" Григорьича, личному составу, перезнакомился со всеми командирами БЧ, легко говорил и с мичманами, со старшинами – как-то незаметно стал в кают-компании, почти своим. Даже – нашел общий язык с Пиночетом. И конечно, уделил особое внимание Сан Санычевой библиотеке – а так же всем книгам, оказавшимся на борту.
Войны, понятно, никто не отменял. Радиообмен шел, интенсивный – со штабами флота, Беломорской флотилии, с Диксоном, Щ-422, и даже с К-22, которая, задержавшись с выходом, должна была лишь сегодня вечером присоединиться к нам. Но старший майор уверенно держал руку на пульсе – и в отличие от нашей истории, когда все у нас пришло в судорожное движение лишь после гибели "Сибирякова", теперь наши уже знали все, и были готовы. Никто не будет теперь метаться в поисках несуществующих рейдеров – состав и дислокация сил противника был известен точно. Тем более, сил этих осталось, U-251, что болтается сейчас поплавком где-то на севере Карского моря – если наши о ней не вспомнят, и не возьмут в плен, ох не завидую фрицам! – и "Шеер", тщетно пытающийся сейчас пробиться сквозь льды. Что совершенно напрасно – поскольку наш караван, "3й Арктический", уже прошел мыс Челюскина, на сутки раньше чем в нашей истории, и уходит все дальше. Кстати, у нас этот караван, чудом избежавший встречи с "Шером", пройти сквозь ледяные поля не смог, вернулся, и суда его "капельными рейсами" шли позже в Исландию, причем кого-то утопили подлодки. Теперь надеюсь, проскочат – сутки в северных морях, это очень много!
