И я, капитан первого ранга, командир атомного подводного крейсера, вытянулся и первым отдал честь – ему, тогда еще тридцатилетнему капитан-лейтенанту. За которым пока числились, один командирский поход на Щ-421 (в котором лодка погибла), и один на Щ-422 – где он утопил один транспорт, с нашей подачи. И моему примеру последовали все наши, бывшие рядом.
Первый из гостей чуть заметно поморщился. Внешностью он был похож на артиста Шукшина, такой рабоче-крестьянский мужичок. Ну да Мюллер, которого мы по Семнадцати Мгновениям знаем, по жизни тоже был, происхождения крестьянского – что не мешало ему успешно руководить гестапо. Дураков и простаков – в органах, не держат.
– Майор Кириллов?
– Так точно. Старший майор государственной безопасности. А вы, простите .. – да кстати, как к вам следует обращаться, "господин", или "товарищ"?
Вежливо, доброжелательным тоном – а на место поставил. Кто не понял – майор, и он же из ГБ, это разница в два чина, по-тогдашнему; ну а старший майор был равен довоенному комбригу, а сейчас, наверное, генерал-майору. И судя по вопросу, вкупе с ударением на "старший", пытается прощупать нашу принадлежность: слышал, что в старорежимной армии, в разговоре приставки опускались – штабс-капитана именовали капитаном, а подпола, полным полканом. Ну я тебе тоже счас загадку подкину.
– Командир подводного крейсера К-119, "Воронеж", капитан первого ранга Лазарев, Михаил Петрович. А насчет обращения – второе привычнее, товарищ старший майор. Так и не укоренилось у нас "господа", ну разве только когда очень официально. А в боевых подразделениях, только "товарищи", были, есть и будут, насколько я знаю.
Сделал короткую паузу – интересно, ответит что? Молчит, информацию осмысливая.
– А отчего мы обязаны были, капитан-лейтенанта Видяева, Федора Алексеевича первым приветствовать, так это вы внизу, в кают-компании, поймете – почему так, не иначе. Прошу – за мной.
Спускаемся вниз – через главный рубочный люк, сквозь спаскамеру, в центральный пост. Гости удивлены интерьером – старший майор оглядывается, а Видяев, так вообще, головой вертит, видно что хочет о чем-то меня спросить – но не решается. Конечно – на лодках тех времен, да и в пятидесятые на дизельных, центральный был на водомерный узел похож, больше всего – трубы, клапаны, маховики, манометры, аж переборок за всем эти не видно. А у нас – как центр космической связи, кресла мягкие у пультов с мигающими разноцветными лампочками, люди в легкой синей форме РБ, светло, воздух чистый.
– Товарищи офицеры!
Петрович спешит навстречу, с докладом. Ну, приколист, мля! Нет, это не по поводу "товарищей" – хотя вкупе с "офицерами", в сорок втором звучало бы, примерно как в веке двадцать первом, "товарищ царь". А оттого, что доклад свой адресует – не мне, а Видяеву! А тот вообще, ничего не понимает. В присутствии командира, рапортовать другому лицу – принято на флоте, только если лицо в адмиральском чине! Или же – прямое начальство командира.
Причем все присутствующие – предельно серьезны. Молодые – смотрят даже восторженно. И шепот слышен:
– Тот самый.
– Да не совсем похож..
– Так фотки старые были.
– А памятник?
– Так лепили его когда?
А ведь Кириллов сориентировался – отступил Видяеву за плечо, смотрит с интересом, ожидая что будет дальше.
– Это вот, наш ЦП – говорю – и чтобы не мешать товарищам, вахту несущим, пройдем в кают-компанию.
С нашей стороны, кроме меня, были: Петрович, как моя правая рука, и лицо особо доверенное, и зам мой, в случае чего, и Сан Саныч, как знаток истории и также лицо особо надежное. Для первой встречи – много народа, будут лишь мешать; хотя конечно, если кто-то вдруг потребуется, вызовем по "Лиственнице". И Григорьич, внаглую просочившись явочным порядком – уже присутствуя, когда мы все вошли. Я ему кивнул – оставайся: пожалуй, не лишним будет и спец по идеологии и научному коммунизму.
Ведь, как я понимаю, товарищ старший майор у нас остается? Успеет еще – со всеми перезнакомиться. А пока – к делу. Только сначала – закончим с протоколом.
Указываю гостям на переборку – где у нас, "уголок памяти и боевой славы". Сами – поймут.
