– Я не знаю всех обстоятельств – поскольку почти ничего не видел. Наш тральщик патрулировал подходы к военно-морской базе Киркенес, когда вдруг пропала связь. Рация работала – но на всех волнах были непонятные помехи. Наш командир, лейтенант Фольтке, решил что виноват радист. Чтоб не было неприятностей, у него и всех нас – он приказал зайти на береговой пост и послать доклад с его рации, а заодно тряхнуть норвежцев, насчет свежей рыбки.
– Что значит – тряхнуть? Это было у вас нормой – грабить население?
– Да, это у нас было обычным делом. В конце концов, эти рыбоеды должны оплачивать нам свой покой? Мы забирали часть их улова, по своему усмотрению. Ну а они – поймают еще.
– Дальше.
– Встали у причала, лейтенант с радистом и еще пятерыми, кто захотел ноги размять, отправились на пост. Я и маат Райке возились с левым движком – вы знаете, у хорошего механика всегда найдется повод что-то подтянуть, прочистить. Потому я не знаю, что было на палубе. Слышал только, как кто-то крикнул – рыбоеды идут – и трое наших пробежали наверх, с автоматами.
– Норвежцы так часто оказывают вам сопротивление?
– Нет, вы что, герр следователь! На них ствол наведешь – они уже готовы, в штаны наложить! Наверное, обер-маат Баер, оставшийся за командира, захотел поиграться. Он это любил – тревога, все по уставу, люди к пушкам, а то и очередь из Флака перед носом – за это ему даже выговор был, за трату боеприпасов. Я слышал, как он распоряжался, орал, приказывал кому-то подойти к борту. Там причал маленький – и если мы пришвартованы, кто-то еще может лишь встать у нашего борта с другой стороны. Вроде даже был толчок – как будто кто-то причалил. Затем короткая и непонятная возня на палубе – но выстрелов не было, ни одного. После вдруг что-то влетело в машинное, и взорвалось, со страшной вспышкой. Я ослеп на время и кажется, был контужен. А когда очнулся, то лежал в кубрике связанный, как и маат Райке. Странно, но ни у меня ни у него не было ни одного осколочного ранения. А в машинном, как я увидел после – тоже не было следов осколков.
– То есть, была лишь вспышка – и все?
– Очень яркая вспышка, как очень много-много магния при фото.. Но, с вашего дозволения, я продолжу. Видите ли, герр следователь, я не солдат! Я всего лишь судовой механик – возился с моторами, как на гражданке, так и сейчас. Где стоит этот мотор, мне безразлично – я всего лишь, хорошо делаю свою работу. Я никогда не брал в руки оружия, не стрелял в русских. А в тридцать третьем голосовал за социал-демократов! У меня в Гамбурге осталась жена, она ждет ребенка, прошу это учесть!
– Учтем. Отвечайте по сути вопроса.
– А молодой Райке, он из.. Не член партии, пока – но, гитлерюгенд, мечта о подвигах во славу фюрера. Его тяготило – что он попал не на фронт, он все хотел что-то такое совершить – чтоб Железный Крест, статья в газете. Представьте, каково ему было – в плен вот так – и он отчаянно старался освободиться.
– А вы?
– А что я мог сделать, герр следователь? Тем более, нас связали каким-то хитрым способом – не только руки за спиной, но и удавку на горло, неудачная попытка развязаться могла бы стать самоубийством. Простите, но я – благоразумный человек! А жизнь – она у каждого, одна! В общем, я лежал смирно – и тут вошел, этот русский.
– Почему вы решили, что он русский?
– Я из Гамбурга, герр следователь. Это крупный порт, там часто можно было встретить моряков из всех стран. По-русски я не говорю – но их язык, мне приходилось слышать. К тому же, вместе с русскими был Свенссон.
– Русских было двое?
– Да, но второй стоял в стороне, и лишь смотрел, очень внимательно. Однако старшим явно был не он, а первый.
– А кто такой Свенссон?
– Русский норвежец – из тех, кто осел в этой стране. Кажется, прежде его звали Олег Сффеньин. Его дом был дальше по фиорду – мы несколько раз забирали у него рыбу, потому я и знаю его в лицо. Слышал еще, что наши относились к нему очень неодобрительно, как к бывшему русскому.. Так вот, он был переводчиком.
– На русский?
– Да. Но сначала, их главный осмотрел как мы связаны. Увидев что Райке пытался развязаться, он сказал "нихт гут" – и страшно его избил, связанного и лежачего. Затем он вынул нож, и сказал, что если я не буду отвечать, он вырежет мне глаз. Причем делал это абсолютно спокойно – и это было страшно. По молодости, в тридцать четвертом, я участвовал в уличных драках – железными прутьями, толпой..
