И, не дожидаясь согласия, стал читать:
«Митинг москвичей на площади Суворова
21 января 2001 г.
Участники митинга считают необходимым:
1. Выразить протест засилью евреев в российском правительстве и средствах массовой информации.
Россия — это не Израиль.
2. Отделить от России северокавказские республики, и, прежде всего, Чечню, оставив за Россией исконные казачьи земли, осуществив взаимную репатриацию Русских в Россию, а кавказцев на их истинную родину, и закрыть границу.
3. Ходатайствовать перед Генеральной прокуратурой о возбуждении уголовного дела по факту геноцида Русского народа.
4. Признать приватизацию в России как еврейскую финансовую аферу века, в результате которой Национальное богатство Русского народа путем мошенничества присвоено еврейской мафией.
5. Добиваться депортации евреев из России.
Участники митинга
Резолюция принята единогласно».
В раскрытую дверь библиотеки крикнул:
— Владислав! Иди–ка сюда.
С книжкой в руках вошел Владислав: в белой рубашке, чистый, причесан.
— Вот тебе сотня — сходи в магазин, купи чего–нибудь к чаю. Да не очень транжирь деньги. Мы на эту сотню неделю жить должны.
— Но вы же начальник цеха! — удивился Кранах. Начальникам цехов мы везде платим.
— Да, начальник, но станки демократам не даю продавать, так они меня измором взять хотят. А я не сдаюсь. У меня вон в шкафу серебряная посуда лежит, — от шрапнельцеров осталась, так я ее продаю.
Кранах сидел и, видно было, никуда не торопился. У него, конечно, было к Тимофею дело, но вот какое? — Курицын не знал. Подступился к гостю с вопросом:
— У вас, конечно, дело ко мне есть, выкладывайте.
Кранах набычился, уперся взглядом в собеседника, будто удар хотел нанести. Заговорил потвердевшим голосом:
— Да, Тимофей Васильевич. Есть дело. Такое уже дело — важнее не бывает.
Минуту собирался с силами, затем выдохнул:
— Пятьдесят ракет у нас оставались, как они?
— А так — залегли на складе готовой продукции. Не нужны теперь. Американцев вдруг друзьями назвали — и вертолеты наши, и барсовский самолет уникальный на свалку угодили. А уж что до ракет, мы их будто бы и стыдимся теперь. Лежат, родимые. А завод остановлен. Пятнадцать тысяч людей мастеровых на рынках пробавляются. Азикам да чеченцам помогают. Квадратное таскают, круглое катают.
Говорил, а сам думал: «Понадобились, значит. Ну, ну, посмотрим, что вы нам за них готовы заплатить. И почему это ты ко мне обращаешься, а не к Барсову и не к Балалайкину?..»
Владислав вернулся из магазина, и вместе с ним пришел товарищ со скрипкой. Выложил продукты, до копейки вернул сдачу. Курицын демонстративно на глазах у Кранаха деньги пересчитал, бережно в кошелек сложил. А про скрипача подумал: «Молодец! Не сбежал». Отослал друзей в библиотеку, а Кранаха пригласил к столу.
— Шесть лет зарплату не получаю, а места своего не оставляю. И многие рабочие еще держатся. Всё ждем, когда вы нахлебаетесь нашей кровью, демократы вшивые!
Кранах кисло улыбнулся. Знал манеру Курицына резать правду–матку, не обижался. Пододвигая чашку с чаем, сказал:
— А я не демократ. И никогда им не был. Я патриот, меня кое–кто даже красно–коричневым называет.
Курицын покачал головой:
— Ну и ну! Вы–то патриот? Да вы из племени тех, кто ни в Бога ни в черта не верит. У вас один бог — золото! И, между прочим, не я об этом говорю, а ваш главный папа бородатый Карла. Почитай его статью в энциклопедии о еврействе.
— Ну, ладно, Тимофей Васильевич. Ты опять за свое: еврей да еврей. Антисемит ты, Курицын. Раньше таким не был. Рассказывал же тебе, как в детстве подошла ко мне одна тетя и стала расспрашивать: чей да как зовут? И национальность какая? А жили–то мы в Татарбунарах на юге одессчины, там много национальностей понамешано. Так я ей и сказал: «Папа мой гагауз, мама молдаванка, а я — русский». Ну, вот — а ты все меня за еврея числишь.
Они как–то незаметно для обоих перешли на ты.
— Ну, да ладно: дело давай решим: «Незабудка» твоя понадобилась, приставка электронная к ракетам средней дальности.
— Что тебе известно о «Незабудке»? Приставка эта — мое детище. Никому я о ней не докладывал и докладывать не собираюсь. И устройства этой приставки никто не знает — даже мой друг и директор завода Барсов.
