Заместитель командира по политической части молниеносно исчез, а я уложил матроса в лазарет, назначил лечение и стал размышлять, пройдет ли у него это состояние и надолго ли оно. Открылась дверь амбулатории, вошел адмирал в сопровождении того капитана I ранга.
- Ну, что тут у вас случилось? - спросил он недовольным голосом.
- Не у ВАС, а у НАС, - ответил я. - Мы все сейчас в длительном походе, и все вместе отвечаем за его благополучный исход. И тут я высказал свое мнение об излишней ретивости прикомандированных офицеров, отсутствии у них тактичности и, на мой взгляд, несвоевременности дополнительных проверок. Ведь и без того напряженная служба усугубляется дополнительными стрессами, а ситуации на этом фоне могут перейти в нештатные...
Выслушав все мои непозволительные критические, по его мнению, замечания, адмирал молча вышел из лазарета. Заместитель командира по политической части посмотрел на меня с укором, давая всем своим видом понять, что меня ждут неприятности. По крайней мере, не на моем уровне высказывать предположительные причины сложившейся ситуации. Но лодка - это большое общежитие, и известие о том, что Фиряго онемел во время контрольного опроса, вызвала у моряков неприятный осадок. Продолжались бесконечные учебные боевые и аварийные сверхзапланированные тревоги. Народ издергался. Из специальной литературы я почерпнул, что состояние Фиряго - временное. Единственное, точные сроки окончание болезни были неизвестны.
Не прошло и нескольких дней, как внезапно была сыграна аварийная тревога. Все высыпали в спасательных средствах на палубы - узнать, в чем дело. Все оказалось проще простого: в трюме третьего отсека из-за невнимательности матроса вырвало заглушку, что вызвало поступление забортной воды. За полминуты мы приняли до четырех тонн воды через мизерное отверстие под давлением забортной воды в пятнадцать атмосфер, которая поступала в виде мелкодисперсной пыли. С этой неприятностью мы справились довольно быстро, откачали воду, проверились на герметичность и только потом успокоились. Я неспеша заглянул в лазарет к Фиряго. Он лежал бледный, ничего не понимающий, и только испуганные глаза выдавали его внутреннее состояние.
Не знаю, что изменило ситуацию на корабле - этот ли случай или все ранее накопившееся, но проверяющие офицеры резко снизили свое рвение. Теперь проверки проходили планово и привязывались к корабельному ритму. Обстановка была благоприятная, и в глазах офицеров уже не было жесткости. А вот капитан I ранга проверки начинал со слов:
- А скажите, старшина такой-то, что Вы будете делать, если... Не спешите, подумайте, - говорил он мягким голосом. Фиряго же заговорил на пятые сутки и в полном здравии приступил к исполнению своих обязанностей, с которыми он прекрасно справлялся до конца похода.
Венок
Февраль на Камчатке был относительно теплый, температура резко понижалась до 6-8°, но крайне снежный и ветреный. Сугробы наносило до двух метров в высоту, дома стояли засыпанные по первые этажи. Расчищались только основные дороги в поселке - центральная, пересекающая весь поселок по длине, к дому офицеров, к школам, на пирсы и больницы. К народным домам прорывались в снегу дорожки, имеющие вид настоящих туннелей. Несмотря на переменчивую погоду настроение у камчедалов было предпраздничное, приближался день Советской армии и Военно-морского флота.
В дивизии подводных лодок шла будничная жизнь. Часть кораблей собиралась в походы, другие, возвратившись, приводили материальную часть в порядок или стояли в боевом дежурстве. Наш экипаж уже несколько дней как сдал лодку второму, и мы готовились к очередному отпуску, большую часть дня проводя в мелочных заботах на плавучей казарме.
Появилась необходимость провести консультацию мичмана Тарабанова В.К. в условиях главного госпиталя, так как состояние его здоровья вызывало у меня опасения. Оформил все необходимые документы, краткосрочную командировку в Петропавловск-Камчатский в качестве сопровождающего и пошел ставить у командира печати.
В каюте находился и заместитель командира по политической части. Узнав о моей поездке, он выразил пожелание, чтобы я присоединился к группе офицеров - старшим лейтенантами Григорьеву В. и Корытному С. Им было доверено получение в городе заказанного венка, который надо было доставить к торжественному построению флотилии и возложить к памятнику Неизвестному Матросу в день Советской армии и Военно-морского флота.
