Не смотря на привилегированность и избранность, сильные мира сего, не гнушались снизойти до разговора с красивой бортпроводницей. Ирина не испытывала недостатка в общении, как с иностранными гостями, так и с соотечественниками. В силу жёстких пунктов инструктажа, ей запрещался разговор с пассажирами класса «А» на фривольные темы, а флирт изначально исключался теми же требованиями. Но, ни что ей не мешало, скажем, ответить на визитку, в не рабочее время. А этих визиток за полгода полётов набралось не меньше дюжины. Беременность и роды, абсолютно не тронули красоту Ирины. Напротив, эта красота приобрела необычно яркий и насыщенный тон. Умная женщина, прекрасно владеющая языками, обученная такту и манерам поведения, а ещё тонко чувствующая психологию мужчин, просто не могла не привлекать внимания скучающего авиасалона.
Многие из тех, кто летал этими рейсами, был ей знаком по прежней работе. Одним из таких знакомых, был Эрик Моррис — чрезвычайный посол Великобритании, который дарил ей роскошные букеты и делал красивые подарки, причем делал их, без тени намёка на обязательства с её стороны. Просто отобедать и выпить бокал игристого вина с этой полубогиней, для него было верхом счастья. Эрик был приятен ей. Отношения от деловых, давно переросли в дружеские, и она знала, конечно, что он мечтает сделать их любовными. На одном из таких вечеров играла лёгкая музыка, шипели, и лопалась пузырьки шампанского в бокале, а предложение руки и сердца было сделано послом минуту назад. Моррис ждал, а Ирина молчала. Она думала. Ещё, года два назад, на подобные предложения, она, где то отшучивалась, а с кем-то кратко, но ёмко давала знать, что является женщиной несвободной, блюдёт и чтит кодекс советской семьи, согласно которому заводить любовников аморально и преступно. Сейчас Ирина думала. Человек, делающий предложение ей, был обходителен, умен, галантен, в меру интеллигентен, и даже имел некоторое чувство юмора. Эрик был приятен ей, но чувств к нему она не испытывала. За ним было будущее и главное, за ним был мир. Мир, который здесь считался загнивающим, порочным, злым. Но она то знала, что по настоящему живут там. Ей никто этого не говорил. Сопоставляя верхи и низы, народ и власть, жизнь тех и этих, Ирина Зорина отчетливо видела границу между ними, и не жила ложью советского телевещания. Мир заграницы казался ей волшебным, манящим, и люди рисовались в воображении такие же, как Эрик. Хотя понимала, что возможно это — иллюзия, но ей очень хотелось потрогать эту иллюзию рукой.
Она не сказала ему ни «да», ни «нет». Было много причин и согласится и отказаться. Мягко и тактично Ира увела тему в сторону. Моррис не мене тактично заверил, что будет ждать. Ирина улыбнулась, понимая, что неопределенность ответа, рождает в душе мужчины надежду. Трагический случай, оборвавший жизнь Николая и внёс ясность в сумятицу её мыслей, определил направление её судьбы в целом.
Николай возвращался вечером. До города оставалось рукой подать, но он пока не сбрасывал скорость, трасса была почти пустая, и впереди как будто помех не ожидалось. Дорога шла под уклон, и на спуске, он приотпустил педаль газа, давай машине идти за счет инерции. Велосипедистов он заметил давно, но они шли, прижимаясь к обочине, и не чинили ему препятствий. Двое. Один пристроился за другим, спускались быстро, но правил не нарушали. Случилось то, что просчитать заранее невозможно. Какая-то необъяснимая причина либо препятствие заставили первого велосипедиста резко затормозить., (это на самом спуске), второй, совершенно не ожидая такого манёвра от первого, точно и в аккурат впечатался ему в зад. Столкновение двух велосипедистов, возможно, обошлось бы малой кровью: ушибами да травмами средней тяжести, если бы одного от удара, в силу инерции не отбросило под колеса четверки.
Чтобы не проехаться по живому, руки вывернули вправо. Машина разминулась с упавшими, но потеряла управление и пошла юзом. Тщетно выворачивая машину в обратку, Николай видел — не успевает. Он уже слетал в кювет навстречу мирно растущим березам. Удар пришелся на одну из них. Чем-то тяжелым сдавило грудь, выбивая дыхание и мысли. Последняя картинка угасающего сознания — лицо сына безмятежно спящего в чудо кроватке.
